Иранская оппозиция и экономические санкции

Н.А.Кожанов

1. Санкции как инструмент влияния на расстановку политических сил в Иране

Введение в отношении Ирана новых односторонних санкций, по замыслу их западных (и, в первую очередь, американских) разработчиков, преследовало несколько целей. Среди официально декларируемых можно выделить в качестве основных (1) сокращение иранских возможностей по финансированию ядерной и ракетной программ, а также (2) принуждение руководства ИРИ к продолжению переговоров и изменению позиции в вопросе дальнейшего развития ИЯП.[i] И первая, и вторая цель должны были быть достигнуты за счет последовательного сокращения возможностей Тегерана по развитию и модернизации нефтегазодобывающего и нефтехимического секторов экономики, выступающих в качестве основного источника дохода иранского бюджета. Существовала также и третья, мало афишируемая (но от того не менее важная) задача, которая заключалась в изменении расстановки политических сил внутри ИРИ, через поддержку действий оппозиции и приведение к власти более либеральных и лояльных Западу фигур. Весьма желаемым исходом, в этом ключе, для некоторых стоящих за односторонними санкциями сил, была полная смена формы правления в стране. Решать третью задачу предполагалось тем же путем лишения действующего иранского правительства финансовой подпитки от экспорта нефти и ограничения существующих у иранских фирм возможностей  по ведению внешнеэкономической деятельности.[ii]

Расчет строился на том, что в результате президентских выборов 2009 г. в Иране сложилось достаточно мощное оппозиционное «Зеленое движение», которое по своим масштабам значительно превосходило те пролиберальные оппозиционные силы, существовавшие во время президентства М.Хатами.[iii] Важным положительным моментом было и то, что «зеленые» оказались внутренним продуктом иранской политической жизни, имели крепкие устойчивые связи с обществом, не были дискредитированы в глазах населения (как, например, ОМИН или прошахские элементы) и, в отличие от прочих антиправительственных сил, не были ограничены национальными рамками (например, курдская организация «Пежак»). Возможности «Зеленого движения» наглядно продемонстрировали выступления, прошедшие в Тегеране и провинциальных центрах сразу после выборов 12 июня 2009 г., в день Студента (7 декабря 2009 г.), а также по случаю Ашуры (27 декабря 2009 г.). Весьма положительно на Западе были восприняты многочисленность демонстрантов (по словам мэра Тегерана, М.Галибафа,[iv] 12 июня 2009 г. на улицы вышло до 3 млн человек),[v] как символ демократического выражения общественного мнения, а также факты выкрикивания лозунгов не только против действующего президента, но и против С.А.Хаменеи. Весьма обнадеживающими для некоторых внешнеполитических оппонентов ИРИ выглядели сообщения относительно неспособности властей на первых порах локализовать выступления представителей «Зеленого движения» и эффективно им противостоять, что частично списывалось и на раскол внутри иранского руководства.[vi]

Последним и самым важным аргументом в пользу необходимого усиления поддержки действий иранской оппозиции для руководства США и некоторых европейцев, судя по всему, оказалась выявленная американскими аналитиками гипотетическая связь между ростом внутренней нестабильности и изменением позиции официального Тегерана в вопросе ИЯП.[vii] С их точки зрения, возникшие летом 2009 г. проблемы с «Зеленым движением» привели к тому, что руководство ИРИ было вынуждено проявить гибкость и согласилось в октябре 2009 г. на сделку по обмену ядерным топливом. Последовавший в ноябре 2009 г. отказ от октябрьских договоренностей, таким образом, объяснялся усилением позиций М.Ахмадинежада внутри страны. Схожие трактовки периодически возникали и в отношении попыток Тегерана использовать турецко-бразильскую инициативу в 2010 г.[viii] В такой ситуации, роль оппозиции в решении проблемы ИЯП значительно возрастала в глазах западников.

Необходимо отметить, что поддержка оппозиционных течений осуществлялась представителями США и странами ЕС уже достаточно давно, была весьма разнонаправлена и включала работу с эмигрантскими организациями, сепаратистскими движениями, а также внутренней оппозицией. Прямых доказательств, подтверждающих циркулировавшую летом 2009 г. в Иране информацию об эмиссарах Запада, якобы принимавших участие в демонстрациях и осуществлявших провокационные действия автору найти не удалось. Более того, нельзя исключать и некоторую преувеличенность роли внешнего фактора в происходивших событиях. Идею о вмешательстве неких третьих сил периодически пробрасывали как представители правительства, так и представители оппозиции, пытаясь таким образом объяснить причины своих неудач.[ix] В то же время, в разговорах с автором некоторые иранские аналитики заявляли, что ряд проводившихся в ходе манифестаций мероприятий достаточно четко вписывался в сценарий спонсируемых Западом «цветных» революций. В частности, отмечалось, что инициативы с использованием цветовых знаков отличия и «акций молчания» не свойственны иранской политической культуре и проводились исключительно на европейский манер. Немаловажную поддержку «Зеленому движению» были оказаны иностранными СМИ и интернетом, подававшими информацию о демонстрациях с наиболее выгодной для манифестантов стороны (были в значительной степени акцентированы жертвы среди мирного населения и жестокость полиции).

Куда более доказанным и общепризнанным является использование США санкционных рычагов помощи оппозиции, облеченных в форму поддержки правозащитного движения. Так, традиционно американцами применяются санкции в отношении не только чиновников, связанных с ракетной и ядерной программами Тегерана, но и тех, кто был замечен в ущемлении человеческих свобод.[x] Одновременно, из списка товаров, запрещенных к экспорту в ИРИ Соединенными Штатами исключаются программы необходимые для развития интернета и обхода создаваемых правительством электронных фильтров, ограничивающих доступ к оппозиционным и антиправительственным веб-сайтам. Впрочем, с принятием санкций 2010 г. этот метод поддержки оппозиции должен был выйти на качественно новый уровень и способствовать, по мнению некоторых экспертов, как усилению ее роли, так и возможному изменению ее социальной базы.[xi] Последнее было особенно важно в условиях 2009 – 2010 г., так как основные проблемы «Зеленого движения» связывались рядом аналитиков именно с узостью его общественной опоры, которая формировалась за счет представителей студенчества, интеллигенции, части среднего и высшего классов.[xii] Малообеспеченные слои общества, к которым относятся, по разным оценкам, до 60% иранского населения, не только не оказали массовой поддержки оппозиции, но и частично содействовали подавлению выступлений.[xiii] Несмотря на крайнюю политизированность иранского общества, его низы, рабочий класс и базар во многом сохраняют ориентацию на традиционные, консервативные ценности,[xiv] а также зачастую меряют успешность деятельности того или иного правительства уровнем обеспеченности своих собственных повседневных нужд, а не уровнем демократических свобод. В указанной ситуации, иранское правительство никогда не скупилось на поддержку городских малоимущих социальных групп, выигрывая их доверие. Кроме того, сторонники «Зеленого движения» воспринимались указанными слоями как естественные антагонисты, что было во многом обусловлено социально-культурными различиями и порожденной на их основе завистью, ведущей к взаимному неприятию. Впрочем, новые санкции должны были несколько изменить эту ситуацию.

К 2010 г. в Иране складывалась тяжелая социально-экономическая ситуация, обусловленная как внутренними структурными проблемами, так и последствиями мирового финансового кризиса, затронувшего и ИРИ. В этом положении, по мнению некоторых экспертов, лояльность малообеспеченных слоев иранского общества руководству страны удавалось только за счет обширной системы косвенных субсидий, направленных на поддержание низкого уровня внутренних цен на энергоносители и часть потребительских товаров.[xv] Причем, с каждым годом бремя этих дотаций росло и к 2006 – 2007 гг. обеспечивать его за счет бюджетных средств (в зависимости от расчетов, до 90% формируемых за счет поступлений от нефти) государству стало проблематично. В результате с 2008 г. правительство стало обсуждать планы по частичной монетизации и сокращению льгот, что вызвало неоднозначную реакцию в иранском обществе. Внешние силы, враждебно настроенные к действующему руководству ИРИ, резонно восприняли складывающуюся ситуацию как удобный момент для нанесения удара по оппонентам в Тегеране. С их точки зрения, сокращение бюджетных доходов от экспорта нефти могло не только заметно снизить возможности правительства М.Ахмадинежада по субсидированию малоимущих слоев населения, приведя, таким образом, к росту недовольства среди них, но и поставить под угрозу реализацию амбициозной программы экономических реформ, что, в свою очередь, подняло бы вопрос о компетентности действующего кабинета министров и доверии к нему. Дополнительными факторами, негативно влияющими на социально-экономическую ситуацию в стране, должны были стать ограничение возможностей по импорту топлива и ведению внешнеторговой деятельности (через санкции связанные с финансовым и транспортным секторами экономики). В конечном итоге, комплекс названных мер должен был привести к переориентации бедных слоев населения на поддержку оппозиции, тем самым, значительно расширив ее социальную базу и лишив М.Ахмадинежада и стоящие за ним политические группы ощутимой части сторонников.

В свою очередь, усиленная оппозиция уже могла бы претендовать на право выражать мнение всего иранского населения и требовать проведения перемен. Поддержка части духовенства (при отсутствии антирелигиозных лозунгов) также могла быть гарантирована. Как показывает практика, Верховный лидер (рахбар) ИРИ С.А.Хаменеи склонен лавировать между политическими течениями и, для сохранения своих позиций, поддерживать сильнейшую сторону. Кроме того, в иранском обществе уже в течение долгого времени циркулируют слухи, что рахбар и его сторонники имеют ряд разногласий с М.Ахмадинежадом и не совсем довольны самостоятельностью (если не говорить иначе - своевольством) нынешнего президента, а также растущей властью КСИР.[xvi] Несмотря на логичность предложенного сценария, развитие ситуации по нему не пошло.

                                 2. Иранская оппозиция и санкции 2010 г.

На удивление европейцев и американцев, первыми, кто выступил против санкций, были именно представители оппозиции. Когда вопрос об их возможном применении еще только обсуждался в теории, бывший глава министерства культуры и исламской ориентации ИРИ в период президентства М.Хатами, А.Мохаджерани, воспринимаемый как один из лидеров сегодняшней иранской оппозиции, заявил в середине ноября 2009 г., что санкции, равно как и военное решение проблемы ИЯП не принесут желаемых результатов. Более того, по словам иранца, те меры, которые США и некоторые европейские страны разрабатывали в отношении Тегерана, могли значительно укрепить позиции правительства М.Ахмадинежада и ослабить его противников. А.Мохаджерани неоднократно подчеркнул, что только сильный иранский средний класс будет способен привести к власти оппозицию и произвести изменения, однако предлагаемые США и ЕС меры только ослабят его финансовую подпитку.[xvii]

Слова бывшего министра культуры ИРИ в несколько измененном виде были повторены в начале августа 2010 г. в открытом письме лидеров «Зеленого движения» М.Х.Мусави и М.Кярруби (вслед за этим М.Кярруби дал развернутое интервью британскому изданию Guardian). В нем политики обвинили Запад в выборе «ошибочного пути» решения иранской ядерной проблемы. С их точки зрения, санкции дали М.Ахмадинежаду еще один повод усилить борьбу с инакомыслием, а дальнейшая изоляция страны от внешнего мира могла сделать иранское руководство еще более неразборчивым в методах борьбы со своими внутренними врагами.[xviii] Также М.Х.Мусави и М.Кярруби с опасением отмечали, что принимаемые в отношении иранской экономики меры вовсе не являются настолько узко целенаправленными, как о том говорят в США и ЕС. Более того, в отличие от западных политиков, настаивающих на том, что основной удар санкций придется по экономическим интересам иранского правительства и их сторонникам, руководство оппозиции нисколько не сомневалось в том, что негативное влияние указанных мер в первую очередь ощутит иранский обыватель.[xix]

После этого письма двух видных политических деятелей, именно «беспокойство» за благополучие рядового обывателя станет главным доводом оппозиции против использования санкций в отношении ИРИ.[xx] С точки зрения ее представителей своими действиями США, ЕС и их сторонники только ухудшат состояние иранской экономики, повысив тем самым уровень безработицы в стране и ослабив покупательную способность населения. Созданные же ограничения в сфере внешней торговли, по словам оппозиционеров, неизбежно сократят объемы импорта бытовых товаров в ИРИ, среди которых могут оказаться и предметы первой необходимости (этому тезису, в соответствие с иранской традицией сгущать краски, в некоторых случаях сопутствует пример с санкциями в отношении Ирака, когда из-за их применения серьезно выросла детская смертность в стране).[xxi]

Впрочем, по нашему мнению, заявленная забота о простом иранце является не более чем пропагандистским шагом. Действительные причины непринятия оппозицией новых санкций связаны с тем, что последние действительно представляют угрозу интересам ее руководства, равно как и основного ядра движения. В первую очередь, следует помнить о таком явлении как иранский национализм, сформировавшийся за годы соперничества европейских держав за Персию и Иран в XIX – XX вв., когда интересы коренного населения не всегда принимались в расчет. С тех пор любое действие иностранцев, ущемляющее интересы страны, вызывает у иранского населения резкое отторжение, при этом, нисколько не стимулируя его задуматься относительно обоснованности примененных мер. В этой ситуации не стоит рассчитывать (по крайней мере, в краткосрочной перспективе) на то, что иранцы в массе своей обвинят собственное правительство в провоцировании применения санкций. Наоборот, следует ожидать бурного всплеска антизападных чувств. Принимая во внимание другую национальную черту иранцев – поиск виновного и, по-возможности, «установление справедливости», в складывающихся условиях правительству будет достаточно легко[xxii] сформировать из «зеленой» оппозиции образ «пособников Запада»  и расправиться с ней.[xxiii] Тем более, что, как уже отмечалось, для городских низов и базара расправа над «выскочками» из верхов общества и среднего класса уже само по себе связано с «установлением справедливости».

Расширенная «санкционная» поддержка Запада, в этом случае, оказалась явной «медвежьей услугой» для оппозиции. При этом, до определенной степени представители «Зеленого движения» сами же ее и спровоцировали, периодически обращаясь к европейцам и американцам с просьбой «не забыть» правозащитный вопрос при принятии пакета мер. Однако они никак не рассчитывали, что под прикрытием правозащитной тематики для быстрого решения ядерного вопроса европейцы вместе с американцами примут столь суровые экономические меры. В этом смысле весьма показательны слова М.Кярруби в его августовском заявлении Guardian: в нем политик заверил читателей британского издания в том, что он по-прежнему верен идее «исламской» республики, а «Зеленое движение» не следует считать революционным, так как оно реформаторское по своей сути и не требует ничего кроме свободных выборов.[xxiv] Все это звучит одновременно и как попытка отмежеваться от иностранной поддержки, и сигнал Западу, что от оппозиции не следует ждать много.

На текущий момент М.Ахмадинежад и его сторонники все же не пошли на развертывание полноценной «охоты на ведьм». По имеющимся данным, некоторые аресты несогласных с политикой правительства проводятся, но они не приобретают масштабов репрессий, а более служат напоминанием оппозиционерам о том, кто контролирует ситуацию в стране. В частности, в ноябре – декабре 2010 г. подверглись аресту три либерально настроенных журналиста, четыре политика и один экономист, слишком рьяно критиковавший программу реформ М.Ахмадинежада. В январе 2011 г. была приговорена к 11 годам тюрьмы иранская правозащитница Н.Сутуде, а чуть ранее на шесть лет был осужден оппозиционно настроенный режиссер Дж.Панахи. Реагируя на убийство двух причастных к ИЯП ученых-ядерщиков в ноябре 2010 г. и террористическую атаку в Чебахаре, совершенную смертником в середине декабря 2010 г., министерство информации[xxv] ИРИ 10 января 2011 г. объявило об аресте некоей группы, якобы работавшей на Израиль, и несущей ответственность за убийство ядерщиков.[xxvi] Одной из наиболее показательных акций стал обыск офиса М.Х.Мусави в сентябре 2010 г.[xxvii]

Впрочем, сами по себе эти события, равно как и их интенсивность, весьма обыденны для Ирана и не позволяют говорить о сколь бы то серьезном ухудшении ситуации с соблюдением прав и свобод человека в стране в последние месяцы. По всей видимости, заявления М.Кярруби и М.Х.Мусави относительно неприятия ими санкций вполне устроили действующее правительство. Кроме того эти выступления были дополнены жесткими комментариями других не менее важных лиц, таких как бывший президент и действующий глава Совета экспертов А.А.Хашеми-Рафсанджани, а также спикер меджлиса А.Лариджани, которые хоть и официально не ассоциируются с оппозицией, но и к сторонникам действующего президента явно не относятся.[xxviii] В частности, А.А.Хашеми-Рафсанджани в конце июля 2010 г. выступил с заявлением, в котором назвал примененные санкции элементом новой агрессивной тактики, используемой против ИРИ ее врагами.[xxix] В этой ситуации, по его словам, негативное влияние принятых Западом мер может быть компенсировано только с помощью «активной внешней политики и поддержания внутреннего единства».[xxx]

Между тем угроза усиления гонений не является главным страхом оппозиции. Судя по всему, ее беспокоит и возможное экономическое усиление сторонников президента на фоне ослабления финансовых возможностей оппозиции, обусловленного негативным влиянием санкций. Здесь необходимо сказать несколько слов о происходящем в Иране постепенном переходе рычагов управления над экономической ситуацией в стране в руки так называемых «полугосударственных» структур.

      3. Санкции и процесс формирования иранской экономической элиты

Сам по себе процесс формирования «полугосударственных» структур начался еще до прихода к власти в стране М.Ахмадинежада в 2005 г. Изначально, толчок для его развития дали создаваемые при различных министерствах и ведомствах инвестиционные компании и фонды, главной задачей которых было улучшение благосостояния вышедших в отставку госчиновников (а, в некоторых случаях, и предоставление им работы). В последствии, пользуясь покровительством правительства, они быстро превратились в центры принятия важных для экономики ИРИ решений. Еще в 2005 г., по словам возглавлявшего на тот момент Организацию управления и планирования Х.-Р.Барадаран-Шурака, в руках полугосударственных образований находилось 35% финансовых и трудовых ресурсов страны. С точки зрения некоторых экспертов, после прихода к власти М.Ахмадинежада, возможности связанных с правительством фондов и корпораций возросли еще больше. В частности, на данный момент иранские эксперты выделяют 12 крупных полугосударственных организаций, которые проникли практически во все сферы экономики. По их словам, проводимая действующим президентом приватизация стала для ряда государственных деятелей удачной возможностью саккумулировать в своих руках контроль над стратегически важными предприятиями страны.[xxxi]

Наиболее активно из «полугосударственных» структур в приватизационный процесс вовлечены компании и инвестиционные фонды, связанные с Корпусом стражей исламской революции (КСИР), такие как «Мехр-э эгтесад-э иранийан», Кооперативный фонд КСИР, холдинг «Бахман Груп» и т.д. Финансовой опорой КСИР в приватизационном процессе выступает Фонд обездоленных («Боньяд-э мостазафан»), сформированный сразу после революции для управления экспроприированным у шахских властей имуществом. Активно играя на бирже, данная структура заполучила в свои руки руководящий пакет акций компаний «Кархрнеджат-э канд-э казвин», «Канд-э кучан, ширван ва божнурд», «Канд-э эсфахан», «Иран пуйа», «Санайэ-йэ каши ва серамик-э сина», «Шише ва газ», «Иран тайер», «Чини Иран», «Бехнуш-э иран», «Нафт-э бахаран». По некоторой информации, контролируемые  Фондом компании производят в Иране 27% текстиля, 22% цемента, 45% безалкогольных напитков, 28% шин, 25 сахара. С 2008 г. по договоренности с министерством нефти ИРИ «Боньяд-э мостазафан» принимает участие в торговле энергоресурсами.[xxxii]

Нашумевшей крупной биржевой сделкой с участием Корпуса стала покупка в конце сентября 2009 г. 50% акций Государственной коммуникационной компании. Фактически, частный сектор вовсе не участвовал в борьбе за указанный контрольный пакет: и проигравшая «Мехр-э эгтесад-э иранийан» и выигравший консорциум «Тоусеэ-йэ эттемад-э мобин» в конечном счете находятся под контролем КСИР. В частности, указанный консорциум создан компаниями «Гостареш-э электрик-э эттемад-э новин» (исполнительный директор М.Пурранжбар), «Шахрийар Мохестан» (исполнительный директор М.-Р.Модаррес-Хейабани) и инвестиционным фондом «Тоусеэ-йэ эттемад-э мобин». Последние две организации входят в состав холдинга «Бахман Груп», 48% акций которого владеет Кооперативный фонд КСИР. Состоявшаяся сделка вызвала значительный резонанс среди общественности и в деловых кругах ИРИ. Меджлис даже сформировал специальную комиссию по расследованию осбтоятельств. Однако сами власти вполне четко дали понять, что не собирались выпускать из-под своего контроля такую важную для национальной безопасности сферу как телекоммуникации. Руководство Тегеранской биржи также заявляет о необходимости частному сектору свыкнуться с ситуацией, когда «полугосударственные» организации выступают активными и наиболее сильными игроками (по их словам, этот процесс «естественный, необратимый и характерный для всех стран»).[xxxiii]

Существуют и другие крупные полугосударственные структуры, не связанные с КСИР, но играющие активную роль в приватизационном процессе, включая Фонд «Захирэ-йэ фархангийан» при министерстве образования ИРИ, Пенсионный фонд, а также корпорацию «Шоста». Последнюю обычно принято выделять особо. Изначально она была создана в 1986 г. под эгидой Организации соцобеспечения ИРИ для хеджирования страховых рисков. К 2010 г. эта корпорация владела контрольными пакетами акции компаний «Лавазем-э ханеги-йэ Парс», «Месс-э шахид Бахунар», «Кабел-э бахтар», «Солиран», «Парс электрик», «Сармойегоазри-йэ петрошими». В ее состав входили 8 дочерних страховых инвестиционных компаний (Садр, Симан, Даруи, Нафт-о-газ, Санайе-йэ омуми, Петрошими ва шимйои, Умран ва сохтеман, Саба). По оценкам экспертов на долю «Шоста» к 2010 г. приходилось 18% осуществляемых на бирже операций и 11% стоимости оборачивающихся на ней бумаг.

С точки зрения экспертов, идущий сейчас в Иране процесс формирования и укрепления «полугосударственных структур» тесно связан с политическими процессами перехода контроля над общей ситуацией в ИРИ из рук старой политической и экономической элиты, представленной бывшими революционерами-клерикалами, в руки относительно новой группировки, сформированной из военнослужащих – бывших и действующих членов КСИР и «Басидж», а также светских технократов.[xxxiv] Изначально эта новая элита формировала свои активы за счет имитации приватизации государственного сектора (по данным Мирового банка только 14% предприятий, выставленных на приватизацию, действительно попали в руки частного сектора).[xxxv] В текущей ситуации, можно говорить о частичной эволюции существующего в Иране режима из «теократии» в «корпоракратию», где политика правительства оказывается тесно связанной с интересами существующих корпораций. В этом ключе, защита «полугосударственных» фирм от негативного влияния санкций стала одной из приоритетных задач правительства М.Ахмадинежада. Так, в качестве вынужденной компенсаторной меры им был передан ряд контрактов ушедших из Ирана под давлением США и ЕС иностранных компаний.[xxxvi]

Необходимо отметить, что связанный с государством бизнес и до введения санкций 2010 г. первым получал перспективные и прибыльные проекты в сфере развития энергетического сектора и экономической инфраструктуры (что было не всегда оправданно с точки зрения его финансово-технических возможностей).[xxxvii] Наиболее ярок пример созданного на основе инженерных войск КСИР консорциума «Хатам-оль-Анбия»[xxxviii], в первую очередь, выступают проекты в энергетической сфере. На начало 2010 г. им реализовывались или были практически завершены такие проекты как строительство газопроводов Ассалуйе – Ираншахр (передан «Хатам-оль-Анбия» на бестендерной основе), Наин – Мейами (работы проводились совместно с компаниями «Садид» и «Махшахр», частично принадлежащим КСИР), Иран – Армения (завершен), Мейами – провинция Гулестан (планировалось приступить к реализации в 2010 г.), трансиранского газопровода №9 (планировалось приступить к реализации в 2010), а также разработка 15 и 16 блоков газового месторождения Южный Парс (получен на бестендерной основе),[xxxix] проведение геологоразведывательных работ на указанном месторождении (силами дочерней инжиниринговой нефтегазовой компанией «Сапанир») и строительство необходимой портовой инфраструктуры для проекта по производству СПГ «Iran LNG».

Бизнес оппозиции такой государственной поддержкой не пользуется и, в итоге, в полной мере ощущает на себе негативное влияние санкций.[xl] Важным оказалось и распределение сфер контроля над бизнесом между старой экономической элитой и условно «новой». В соответствии с 44 главой конституции ИРИ экономическая система страны базировалась на трех секторах - государственном, кооперативном и частном. В течение долгого времени (практически до победы М.Ахмадинежада на выборах в 2005 г.) за госсектором были закреплены исключительные права на все крупные отрасли промышленности и тяжелую промышленность, внешнюю торговлю, крупные горнодобывающие предприятия, банки и систему страхования, энергоснабжение, плотины и крупные ирригационные системы, радио и телевидение, почту, телеграф и телефон, авиацию, гражданский морской флот, автомобильные и железные дороги, а также все то, что являлось, с точки зрения властей, «общественной собственностью и находилось в распоряжении государства. В результате официальные (то есть, законные) частные активы старой экономической элиты формировались на базе кооперативного и частного секторов, включавших, в соответствии с конституцией ИРИ, кооперативные организации в сферах производства и распределения, создаваемые в городской и сельской местности в соответствии с нормами ислама, а также ту часть сельского хозяйства, животноводчества, промышленности и сферы обслуживания, которая дополняет экономическую деятельность государственного и кооперативного секторов.[xli]

Иными словами, старая экономическая элита формировала свой капитал в сфере обслуживания и легкой промышленности. Таким образом, например, развивался фисташковый бизнес клана А.А.Хашеми-Рафсанджани,[xlii] а также, по некоторым данным, формировалась монополия на торговлю древесиной клана А.А.Натега-Нури.[xliii] На момент избрания М.Ахмадинежада президентом ИРИ в 2005 г. родственникам А.А.Хашеми-Рафсанджани помимо крупной доли в производстве и экспорте иранских фисташек предположительно (официально это никогда не подтверждалось) принадлежали сборочная линия «Daewoo», частная авиакомпания и нефтяная инжиниринговая фирма. Слухи приписывали клану Рафсанджани контроль за портами созданных на Персидском заливе СЭЗ, а также владение целыми курортами в районе Гоа, в ОАЭ и Таиланде.[xliv] Другой клан старой экономической элиты – Асгаравлади[xlv] к 2005 г. был вовлечен в процесс экспорта фисташек, тмина, сухофруктов, креветок и икры, а также импорта сахара и бытовых приборов. Официально весь бизнес контролировал Асадолла Асгаравлади, хотя важную помощь ему в процессе становления, судя по всему, оказал его брат Хабиболла, который будучи в 1980-х годах министром торговли ИРИ отвечал за распределение лицензий на право вести внешнеторговые операции.[xlvi]        

Пробовала (причем, вполне успешно) старая экономическая элита брать под свой контроль и государственный сектор экономики. Ввиду того, что создание частных предприятий в тяжелой перерабатывающей промышленности, финансовом секторе и добывающей отраслях было запрещено, контроль над ними устанавливался через назначение доверенных лиц и родственников на руководящие посты в соответствующих министерствах и ведомствах. Тот же клан А.А.Хашеми-Рафсанджани в 1990-х – первой половине 2000-х гг. имел (и, в некоторых случаях, частично сохранил даже после прихода к власти М.Ахмадинежада) тесные связи с министерством нефти, тегеранским метростроем, а также радио и телевидением. Однако сами по себе такие связи были неофициальны и в большинстве случаев незаконны, своим существованием они стимулировали коррупцию и порождали в обществе бурную дискуссию о вреде наносимом экономике страны засильем кланов.[xlvii] Подобные дискуссии позже дали сторонникам М.Ахмадинежада повод провести «чистку» министерств под предлогом борьбы с «мафией» (наиболее известна компания борьбы с нефтяной мафией), то есть фактически заменить неугодных представителей старой экономической элиты на представителей новой элиты.[xlviii]

Все попытки старой экономической элиты провести полномасштабную приватизацию (неслучайно впервые инициированную А.А.Хашеми-Рафсанджани)[xlix] и тем самым легализовать свое право на управление принадлежащими государству секторами экономики в 1990-х годах по ряду причин терпели неудачу. М.Ахмадинежад оказался более успешен в этом вопросе и под предлогом уточнения параметров применения 44 статьи конституции ИРИ провел в форме приватизации перераспределение собственности. Однако выиграли от него, естественно, уже выходцы из КСИР и технократов, получив возможности легально контролировать теле и радиокоммуникации, тяжелую индустрию, а также частично энергетику и транспортную инфраструктуру страны. Только в 2009 г. уже упоминавшаяся «Мехр-э эгтесад-э иранийан» провела крупные сделки по покупке акций таких иранский государственных фирм как «Азараб», «TideWater Middle East Marine Services Inc., PLC», автомобильный концерн «Бахман», Компания по развитию шахт и Тебризский тракторный завод. Также к 2010 г. она владела акциями «Текнотур» (34,3%), Инвестиционной компании промышленного развития Ирана (Шэркят-э тоусеэ-йэ санати-йэ иран, 24,1%), Иранской литейно-тракторной компании (19%), Инвестиционной компании «Тусгостар» (15,7%), Иранской морской промышленной компании (8%), Иранской горнообрабатывающей компании (6%), Трубопрокатной компании «Садид» (4,2%), алюминиевой компании «Иралко» (2,8%), сталелитейного завода «Мобаракэ», Финансово-кредитной компании «Сина», Инвестиционной компании по развитию иранского Азербайджана, Лекарственной компании «Джабербан-э хаййан».

При этом поведение связанных с новой экономической элитой компаний значительно отличалось от поведения остальных участников биржи. Действия той же «Мехр-э эгтесад-э иранийан» нельзя охарактеризовать как игру на акциях: количество проводимых ею продаж в 2009 г. было минимально. По мнению экспертов, речь шла о проводимой планомерной скупке акций промышленных предприятий, имеющих стратегическое значение для экономической безопасности ИРИ. Причем, не всегда эти сделки были оправданы с точки зрения выгоды. Исполнительный директор «Мехр-э эгтесад-э иранийан» И.Резави (кстати, не скрывающий своего военного прошлого в КСИР) заявлял о том, что покупка акций «Иралко» была не оправдана с финансовой точки зрения, но упустить возможность получить доступ к управлению крупнейшим производителем алюминия в Иране указанная фирма не могла.[l]

По словам аналитиков, справедливая рыночная конкуренция на бирже допускалась правительством только в тех случаях, когда не затрагивались жизненно-важные интересы его сторонников. При этом, для КСИР было предпочтительнее, чтобы она разворачивалась среди своих же компаний, как например ожесточенная борьба между «Мехр-э эгтесад-э иранийан» и «Хатам-оль-Анбия» за 5% акций компании «Садра» в мае 2009 г. Впрочем, что характерно, развернулась она уже после того, как представители «Хатам-оль-Анбия» заполучили 51,18% акций этой компании общей стоимостью 76 млн долл. США.[li]

Произошедшее (и происходящее) разделение сфер контроля между экономическими элитами в условиях санкций оказалось весьма критичным. Именно сфера услуг, торговли, а также легкая промышленность первыми почувствовали на себе влияние экономических санкций. Добывающий сектор, транспорт, тяжелая промышленность не только поддерживалось государством (как в силу связей с ними новой экономической элиты, так и по объективным причинам), но и имели больший запас прочности перед санкциями, который обеспечивался сохранявшимся к ним интересом иностранных компаний и низкой эластичностью спроса на их продукцию. По этой причине средний класс и поддерживающая оппозицию часть старой экономической элиты так болезненно отреагировали на введение новых санкций.

       4. К вопросу о способности экономических санкций повлиять на подходы иранской оппозиции к проблеме ИЯП 

В целом, на сегодня с большой долей вероятности можно утверждать, что санкции не только не усилили положение оппозиции за счет снижения финансово-экономических возможностей правительства ИРИ, но и даже дали обратный эффект (ее ослабление). Кроме того, весьма спорен и ответ на вопрос относительно того, захотело и смогло ли бы «Зеленое движение» или другие оппоненты М.Ахмадинежада изменить позицию официального Тегерана по вопросу ИЯП в случае прихода к власти (или хотя бы возможности влиять на нее). С нашей точки зрения, ее потенциал к трансформации режима и его внешнеполитической направленности весьма ограничен. Хотя 4 ноября 2009 г. Верховный лидер ИРИ С.А.Хаменеи и выступил с заявлением относительно того, что западные силы пытаются создать раскол в иранском обществе, тем самым принудив руководство страны пересмотреть свои позиции в вопросе ИЯП, внутри самой политической элиты страны принципиального расхождения по этому вопросу не просматривалось. Более того, осенью 2009 г. лидер «Зеленого движения» предупредил своих сторонников относительно необходимости отказа от любых лозунгов, направленных против Верховного лидера и пересмотра иранской внешней политики.[lii]

Ныне покойный аятолла А.Монтазери был единственным, кто предложил руководству ИРИ отказаться от попыток создания ядерного оружия независимо от складывающихся обстоятельств.[liii] Остальные представители оппозиции предпочли не затрагивать столь животрепещущей темы. С одной стороны, это объясняется тем, что направления иранской внешней политики, вызывающие недовольство части международного сообщества, такие как ядерная программа, поддержка Хизбаллы и палестинского движения, давно позиционируются властями ИРИ как часть национальной идеи, открыто идти против которой руководству оппозиции не под силу.[liv] С другой стороны, ни М.Х.Мусави, ни М.Кярруби не мыслят свое существование вне рамок исламского строя. Для них политическая борьба не связана с вопросами смены формы правления или кардинального пересмотра внешнеполитической доктрины страны (подразумевающую и изменение подходов в вопросе применения ИЯП).[lv] Для обоих политиков первичными выступают социально-экономические вопросы.

Тяжелая социально-экономическая ситуация, сложившаяся в Иране накануне президентских выборов 12 июня 2009 г., в значительной степени обострила противостояние различных политических группировок внутри страны и усугубила негативное влияние на ситуацию традиционных разногласий в обществе по таким вопросам как перспективы предоставления больших свобод населению, сокращение вмешательства государства в различные сферы жизни, активизация деятельности частного сектора. Все это привело к тому, что М.Кярруби и М.Х.Мусави уделяли особое внимание пропагандированию своей экономической программы действий. При этом, с точки зрения экспертов, важным для кандидатов было не только продемонстрировать имеющееся у них желание улучшить условия жизни и благосостояние населения ИРИ, но и предложить продуманный, конкретный, а также осуществимый план по достижению указанной цели. Ориентиром для многих претендентов на пост президента служила предложенная М.Ахмадинежадом программа реформы, которая, по мнению участников предвыборной гонки, уже не давала им права ограничиться критикой действующего кабинета министров и общими обещаниями.

Формально, достигнуть главной (и общей для всех кандидатов) цели по созданию справедливой экономической системы, основанной на принципах демократии, равноправия и ограниченного государственного вмешательства, каждый из соперников М.Ахмадинежада собирался по-своему: М.Кярруби – через раздачу всем иранцам старше 18 лет акций некоей пока еще не созданной компании (фонда), контролирующей продажу добытых в ИРИ энергоресурсов; М.Х.Мусави путем защиты отечественного производителя, восстановления распущенной М.Ахмадинежадом Организации управления и бюджетного планирования и усиления роли кооперативного и частного секторов. Однако, как подчеркивают некоторые эксперты, при всем разнообразии подходов в экономической части предвыборных программ у М.Кярруби и М.Х.Мусави с предвыборной платформой М.Ахмадинежада просматривался ряд общих черт. 

Все главные конкуренты действующего президента действительно активно критиковали правительство за рост инфляции, безработицы, разорение действующих предприятий, чрезмерное вмешательство государства в управление экономикой и дела частного сектора, бесконтрольный ввоз иностранных товаров, ставящий под угрозу существование внутреннего производителя. Но стоило им только перейти к обсуждению конкретных шагов по улучшению существующей ситуации тут же возникала оговорка о том, что они не собираются коренным образом отказываться от экономического курса действующего президента, имеющего, с их точки зрения, и положительные моменты. Тот же М.Х.Мусави, ярый критик девятого кабинета министров, предупреждавший на митингах о губительных последствиях реализации плана реформ М.Ахмадинежада, в более спокойной обстановке отмечал, что в случае победы он обязательно проведет реструктуризацию субсидий (не исключая и на монетизацию льгот), осуществит введение НДС, активизировав тем самым налоговую политику государства, и продолжит приватизацию, т.е. воплотит в жизнь замыслы прежней администрации.

По мнению многих аналитиков, отмечающих фактическую идентичность предвыборных экономических программ основных кандидатов, основная политическая борьба перед выборами 2009 г. и после них развернулась не за право предложить свою программу реформ, а за право их провести. Накануне выборов М.Ахмадинежад планировал под видом проведения экономических преобразований фактически произвести перераспределение части контрольных функций в свою пользу, а также выйти из под надзора меджлиса и Наблюдательного Совета (НС). В частности, громкое обсуждение вопроса отмены топливных субсидий практически вывело из поля зрения иранской общественности ряд других немаловажных аспектов запланированных реформ: правительство старалось сделать исключительно своей прерогативой право вводить налоги и определять их уровень, а также в завуалированной форме за ним оставалось право контроля за ценами. Наконец, распределение прямых субсидий среди физических и юридических лиц также выводилось из сферы ответственности старых институтов и переходило под контроль государства. Таким образом фактически ставились под угрозу интересы ряда политических групп, куда входили такие видные политические деятели как А.А.Хашеми-Рафсанджани, М.Хатами, А.А.Натег-Нури, Х.Рухани, М.Р.Бахонар. Выдвигая в качестве кандидатур на пост президента М.Кярруби, М.Резаи и М.Х.Мусави данные политические группировки старались помешать М.Ахмадинежаду изменить сложившуюся расстановку сил и взять инициативу в свои руки.

По мнению некоторых экспертов, президентские выборы 2009 г. в Иране качественно отличались от предыдущих: анализируя их итоги уже нельзя говорить о столкновении интересов реформаторов и консерваторов, клерикалов и технократов. Корни борьбы оказались намного глубже: 12 июня 2009 г. старая политическая и экономическая иранская элита проиграла своему относительно новому оппоненту – набирающей силу т.н. «партии военных», выходцев из КСИР и «Басидж», поддерживаемых Верховным руководителем С.А.Хаменеи. В данной ситуации, с точки зрения экспертов, политическая борьба до и после президентских выборах основывалась на противостоянии экономических интересов местных элит. По их мнению, призывы к большим свободам и демократии одних, равно как и лозунги о порядке и справедливости других преследовали исключительно манипулятивные цели – настроить общественность против своего оппонента. На практике обе стороны отличались прагматичной настроенностью и не собирались радикальным образом менять внутри и внешнеполитический курс страны. В итоге, попытка Запада «помочь» санкциями руководству оппозиции, дать им еще один инструмент обвинить действующее руководство в ухудшении социально-экономического положения ИРИ из-за несговорчивости в вопросе ИЯП, изначально была обречена на провал. Принцип исламской республики и ее задач не ставился руководителями «Зеленого движения» под сомнение, а значит и санкции могли ими восприниматься только как зло.

Весьма показательна в этом плане структура заявлений обоих лидеров оппозиции. И М.Х.Мусави, и М.Кярруби использовали санкции как повод для дополнительной критики в отношении действующего правительства. Однако все их выпады в сторону М.Ахмадинежада касались вопросов ИЯП и санкционного давления лишь косвенно. Так, президенту ИРИ ставилось на вид, что благодаря его ошибочным действиям экономика страны оказалась в тяжелом положении, которое будет дополнительно ухудшено под негативным влиянием санкций.[lvi] Лишь непосредственно накануне голосования СБ ООН по резолюций №1929 М.Х.Мусави выступил со словами о том, что складывающаяся ситуация вызвана «бестактными и авантюристичными внешнеполитическими шагами руководства страны».[lvii] В начале июля 2010 г., М.Кярруби частично повторил его слова, заявив, что главной причиной введения санкций стала неблагоразумная политика действующего президента, спровоцировавшего Запад на подобные действия.[lviii] Впрочем, в дальнейшем оба лидера старались не концентрировать на этом внимание и проявляли достаточное единодушие с властями в оценке случившегося: действия США и ЕС, мол, оказались контрпродуктивны и наносят Ирану только вред.[lix] В этой ситуации невольно складывается впечатление, что попытки М.Х.Мусави и М.Кярруби подменить дискуссию о ситуации с санкциями обсуждением иных вопросов (будь-то ситуация с правами человека или тяжелая внутренняя экономическая ситуация) направлены исключительно на сокрытие общности их позиций с М.Ахмадинежадом по указанной проблеме. Очевидно, что именно с этой целью М.Х.Мусави все же иногда повторял свои обвинения в адрес М.Ахмадинежада относительно ответственности последнего за принятие новых санкций в отношении ИРИ в 2010 г., но звучали указанные высказывания достаточно неубедительно.[lx]

Несколько отличны в этом вопросе подходы рядовых членов оппозиции. Часть из них действительно считает изменение политического строя и отказ от столь агрессивных подходов в вопросе ИЯП необходимыми.[lxi] Недаром, несмотря на требования руководителей обычные представители «Зеленого движения» в ходе волнений использовали лозунги «Смерть Хаменеи» и «Ядерный Ахмадинежад, пойди отдохни».[lxii] Впрочем, сами эти лозунги больше испугали руководителей оппозиции, нежели власть. Выводя народ на улицы они явно не намеревались производить столь коренных изменений.[lxiii] В итоге, ни М.Х.Мусави, ни М.Кярруби не были готовы действительно возглавить оппозицию и воспользоваться попыткой внешних сил помочь им (в том числе и с помощью введения санкций). Они, фактически, постепенно стали стремиться сдерживать порывы своих рядовых сторонников.