Исторический визит президента Ирана Эбрахима Раиси в Дамаск 3-5 мая 2023 года ознаменовал неоспоримую победу Тегерана в Сирии. Спецификой иранского участия в сирийских событиях стало широкое использование религии как инструмента политики. В тоже время, сам по себе конфессиональный фактор не мог гарантировать успех политики Тегерана, тем более в условиях кризиса. Процесс вовлеченности Ирана в ту или иную страну облегчался наличием группы факторов. Идеологическая близость правящего режима и уровень доверительности в отношениях с ним оказывали большое влияние на принятие решения о вмешательстве в страну-объект влияния. Деструкция религиозного пространства, обострение религиозных противоречий в обществе и силовых структурах на фоне ослабления государственной власти могли подтолкнуть Тегеран к более глубокой вовлеченности во внутренние дела целевого государства. Развитие ситуации внутри и вокруг страны-объекта, которое могло представлять угрозу региональным интересам и национальной безопасности ИРИ служило веским аргументом для организации Тегераном вооруженной интервенции. С этой точки зрения, особенности развития Сирии в канун событий и после их начала формировали слагаемые успеха иранской операции в этой арабской стране даже в условиях кризиса.
1. Слагаемые успеха
В Сирии исторически сложилось полиэтническое и многоконфессиональное общество. Приход к власти в ноябре 1970 г. Хафеза Асада произвел религиозную революцию в системе управления страной. С этого времени алавитское меньшинство правит Сирией. Х.Асад создал авторитарную систему управления, которая базировалась на клане Асадов, алавитской общине, силовых структурах и правящей партии.
1.1. Особый характер режима
Реальная власть принадлежала выходцам из нескольких алавитских кланов, среди которых первенствовали кланы Асадов и Махлюфов. Отношения суннитской буржуазии с алавитской верхушкой носили на практике клиентский характер. Алавитские патроны получали материальную выгоду от защиты деловых интересов суннитской буржуазии. Удержание власти алавитским меньшинством придавало политический характер религиозным различиям и служило постоянным катализатором конфессиональной напряженности в стране. В тоже время, «алавитский фактор» не выражал в полной мере суть властной вертикали при Асадах, а его детерминация могла исказить понимание подлинного характера внутригосударственных процессов. Суннитское окружение алавитов было сильнее, чем обычно принято считать. До кризиса все вице-президенты, премьер-министры, большинство министров, в том числе министры иностранных дел, партийные руководители, губернаторы провинций были за редким исключением суннитами. Таким образом, основу выстроенной системы власти составляли сложные сочленения межобщинных, клановых, семейных равновесий, построенных на межличностных взаимных обязательствах. Сама власть была сильно персонифицирована и ее устойчивость зависела от личности президента. Властная конструкция несла в себе элемент саморазрушения в кризисных условиях. Практика использования патронажно-клиентской системы запускала механизм холостого хода в развитии государства. Поэтому, любые изменения в системе власти не должны были затрагивать ее основ и осуществлялись в режиме ручного управления с одновременной зачисткой всех инакомыслящих. Главную опасность подрыва режима изнутри представлял раскол в алавитской верхушке и нарушение связи с остальной частью алавитской общины, другими конфессиями. На практике это приводило к искажению конфессионального баланса во власти. В процессе выдвижения на властное поприще Башара Асада не удалось избежать нарушения конфессионального баланса, что вызывало плохо скрываемое возмущение суннитов засильем алавитов в армии. На первых порах Б.Асад работал в чужой команде, и ему приходилось постоянно доказывать свою состоятельность как лидера нации. Предложенная им программа реформ встретила жесткое сопротивление военных и партийных бонз, которым он был обязан своим возвышением. Ситуация в региональном политическом и конфессиональном пространстве менялась не в пользу Дамаска. Выживаемость режима (как власти нескольких алавитских семей) ставилась в прямую зависимость от способности президента адаптировать политическую систему к новой региональной ситуации. Однако, реформа политической системы предполагала смену ее конфессиональной парадигмы. Чтобы сохранить конфессиональный баланс в обществе, новая экономическая политика Б. Асада имела конфессиональные измерения. Президент активно развивал экономическую инфраструктуру средиземноморского побережья САР (районы Латакия и Тартуса), где традиционно проживали алавиты и христиане. Перестановки в армии и спецслужбах были призваны успокоить суннитскую общину и халебское (алеппское) землячество Сирии. Таким образом, власть в Сирии была потенциально уязвима в конфессиональных параметрах ее организации.
1.2. Первые признаки кризиса власти
Период 2008-2009 гг. стал для Сирии напряженным временем с точки зрения динамики внутренних событий и региональной обстановки. Уже через год после переизбрания Б.Асада на второй президентский срок (2007 г.) Дамаск стал свидетелем обострения борьбы за власть в ближайшем окружении президента. Летом 2008 г. начальник Управления военной контрразведки (УВКР) САР А.Шаукат (алавит, муж сестры президента) предпринял попытку установить контроль над всеми сирийскими спецслужбами. Силовики-оппоненты А.Шауката пытались возложить на него ответственность в связи с убийством ливанского премьера Р.Харири (2005 г.), бомбардировкой ВВС Израиля стратегических военных объектов (2007 г.), гибелью одного из руководителей ливанской «Хизбаллы» И.Мугние (2008 г.). А.Шаукат и другие заговорщики (около 100 офицеров-алавитов спецслужб) были арестованы. Его жена Бушра Асад попросила политического убежища в ОАЭ. После вмешательства матери президента Анисы Махлюф Бушре было разрешено вернуться домой, ее мужа освободили, и назначили на должность заместителя начальника ГШ ВС САР, повысив в звании до корпусного генерала. Подобная ситуация свидетельствовала о появлении первых признаков кризиса власти, потенциальном усилении конфессиональной розни и расколе общества.
1.3. Специфика конфессионального состава ВС САР
Накануне сирийских событий 2011 г. в Сирии отмечалась тенденция к исламизации и политизации верующих, главным образом, суннитов. Режим пытался сдержать эволюцию конфессионального пространства в опасном для режима направлении. Однако, Б.Асаду не удалось окончательно покончить с выступлениями воинствующих исламистов и периодическими вспышками насилия. В результате в канун сирийских событий «исламистский вакуум» был заполнен салафитскими провинциальными движениями радикального характера. В борьбе с радикальными исламистами режим использовал вооруженные силы и органы безопасности. Статья 11 конституции 1973 г. давала власти правовые основания применять армию против внешнего и внутреннего противника. Согласно статье 8 ПАСВ имела эксклюзивное право на политическую работу в вооруженных силах. Глубокая вовлеченность армии в политику, использование военных в урегулировании религиозных конфликтов, неизбежно вели к конфессиональным деструкциям в ВС САР. Постепенно армия стала приобретать характер конфессиональной силы. В вооруженных силах 70% высшего военного руководства армии и спецслужб составляли алавиты, а остальные 30% распределялись равномерно между суннитами, христианами, друзами и исмаилитами. В тоже время, в первую декаду 2000-х гг. процент суннитов среди командования «второго эшелона» (начальники штабов дивизий и бригад) имел тенденцию к относительному росту. К 2010 г. сунниты составляли 55% среднего командного звена армии. Данное обстоятельство объяснялось относительным снижением числа молодых алавитов, поступавших в военные колледжи. Христиане и друзы также неохотно шли в военные учебные заведения. В тоже время, численность суннитов в военных училищах за два последних десятилетия значительно выросла. Численный рост суннитов в армии усилил к ним недоверие со стороны режима. Офицеров-суннитов не ставили на командные посты, где принимались решения о передислокации войск внутри страны. Танковые и механизированные дивизии и бригады, в командовании которых было много суннитов, как правило, размещались на удалении от Дамаска, чтобы они не могли быстро выдвинуться к столице и занять ее. Те же части, которые находились рядом со столицей, были укомплектованы преимущественно алавитами, христианами, исмаилитами и друзами. Курды были практически исключены из командного состава вооруженных сил, за редким исключением выходцев из крупных городов, где, как считалось, они были более «арабизированными». Структура войсковых соединений и частей, потенциально способных осуществить военный переворот или поддержать его, была организована таким образом, чтобы максимально затруднить подобные действия. Это предопределило место и роль сирийских вооруженных сил в ходе событий в стране. С другой стороны, начиная с 1970-х гг. численность семьи Асад не превышала 8,3 % всех алавитских семей Сирии. В канун кризиса большинство руководящего состава армии и органов безопасности были выходцами из района, который простирался от Нахр аль-Син и деревни Кардаха до цепи Алавитских гор. Там традиционно проживали высокопоставленные офицеры из знатных алавитских семейств Али Аслана, Али Дубы, Мухаммеда Холи, Гази Канаана, Али Хейрбека, Тауфика Джаалюка, Шафика Файада, Хасана Халиля, Хашема Мааля, Ахмеда Абуда. Число выходцев из семьи Асад на офицерских должностях в армии и спецслужбах было меньше 1% всего офицерского корпуса. Таким образом, семья Асад не могла рассчитывать на автоматическую поддержку всех офицеров-алавитов, и была вынуждена постоянно заботиться о религиозной легитимации власти, привлекая на свою сторону единоверцев из других стран. Правящая алавитская верхушка пользовалась поддержкой 20-25% своих единоверцев. Они преданно служили режиму, главным образом в армии, спецслужбах, административном аппарате. Еще 20-25% алавитов пытались использовать свою конфессиональную общность с режимом для получения различного рода привилегий. Остальные 40-50% занимали по отношению к правящему режиму пассивную позицию. Они не поддерживали идею «политического конфессионализма», среди них было немало людей недовольных политикой власти, разочарованных режимом. Но они старались не участвовать в политической жизни, хотя и опасались за свое будущее в случае падения режима и прихода к власти суннитского большинства. Ряд факторов свидетельствовал о смещении ядра алавитской общины из Латакии в другие районы. Это вело к географическому разрыву конфессиональной ткани сирийского социума, которая была соткана Хафезом Асадом на основе взаимных обязательств, родственных узах, принципах лояльности. В конечном итоге это привело к формированию в военной алавитской элите различных «центров силы» и обострению их борьбы за власть.
1.4. Обострение религиозных противоречий
После того, как сирийское восстание стало приобретать характер гражданской войны, позиции воинствующих исламистов постепенно окрепли. «Исламистский» поворот в сирийском кризисе сопровождался обострением конфессиональной розни с одной стороны и национальным расколом с другой. Одновременно усиливалось внешнее вмешательство в сирийский кризис. Одна часть международного сообщества поддерживала суннитское сопротивление, другая защищала режим Б.Асада, который опирался на алавитов и внешнюю шиитскую поддержку в лице Ирана. Те, кто в марте 2011 года вышли на улицы сирийских городов с патриотическими требованиями реформ и свобод, очень быстро оказались перед выбором; либо остановить мирные протестные акции, либо взяться за оружие. Многие гражданские активисты и их лидеры сильно колебались и предлагали иные методы воздействия на власть. Но рост насилия и жестокость действий власти в отношении мирного гражданского населения вынуждал многих, особенно, молодежь становиться на путь вооруженной борьбы. Противоборствующие стороны оказались заложниками радикальных настроений апокалипсического характера и были вынуждены следовать в русле джихадистских идеологем. Достаточно быстро те, кто взялся за оружие оказались в полной зависимости от тех, кто мог их снабдить этим оружием. Как правило, подобная помощь, особенно по мере ее роста, зачастую предоставлялась в зависимости от лояльности групп сопротивления исламистской повестке, что на практике выражалось не только в выборе названия отряда, но и особом поведенческом стереотипе на освобожденных территориях. В условиях «ассиметричной» войны, когда режим использовал авиацию и артиллерию для бомбардировки захваченных повстанцами районов, а вооруженное сопротивление испытывало острую нехватку оружия, акции смертников стали единственным средством поддержания баланса сил на поле боя. Это дало мощный рост джихадистским отрядам в силах сирийского сопротивления, и способствовало росту их популярности среди части населения освобожденных районов. К тому же привлечение Б.Асадом иностранных наемников, вызванное серьезными потерями в живой силе Сирийской арабской армии (САА), отсутствием боевого опыта у новобранцев, легитимировало в глазах части местного населения участие в боевых действиях джихадистов из других арабских стран.
1.5. Воинствующие исламисты
Салафиты глубоко проникли в вооруженное движение и определили его социальную основу. Кризис облегчил салафитам возвращение в столичные центры из сельской глубинки, куда они были вытеснены режимом. Своими корнями салафитское движение в Сирии уходит в начало XX столетия. Воинствующие салафиты были связанны с Исламским фронтом Сирии (ИФС) который был основан в июле 2012 г. и являлся версией салафизма джихадистского толка. Большинство его членов были сирийцами. В состав Фронта входило более 10 крупных отрядов («Ахрар аш-Шам», «Аль-Фаджр аль-Исламийя», «Ливаа аль-Хак», «Хамза бин Абдул Муталиб», «Джамаат ат-Талиа аль-Исламийя», «Мусааб бин Умайя» и др.). ИФС стремился к свержению режима и установлению в стране «цивилизованного государства» на основе суннитской версии ислама «набожных предшественников». Фронт пользовался поддержкой шейха глобального джихадистского салафизма Абу Бусейр ат-Тартуси. Другой группой являлся Исламский фронт за освобождение Сирии (ИФОС). Исламский фронт делал упор на общенациональные и традиционные ценности сирийского общества. ИФОС возглавлял Ахмед Исса, который одновременно командовал «Сукур аль-Шам», а Мухаммед Аллюш координировал боевые операции. В состав ИФОС входили «Ливаа ат-Таухид» (Халеб (Алеппо)), «Катаиб аль-Фарук» (Хомс), «Аль-Фарук аль-Исламийя» (Хама). Для работы в гражданской сфере был создан исламский комитет «Аль-Шам». В его состав входили ряд видных салафитских деятелей. Комитет занимался гуманитарной и просветительской работой. В уставных документах комитета утверждалось стремление к укреплению исламской идентичности Сирии. В ноябре 2011 г. был создан Фронт исправления и развития (ФИР), который следовал в русле традиционной салафитской идеологии. Он имел филиалы по всей Сирии. В его состав входили 139 отрядов. Наиболее крупные отряды ФИР действовали в северных районах Сирии. ФИР возглавлял Абдулгадир Дефис, его замом был Халид Хаммад. В отличие от других отрядов вооруженной сирийской оппозиции в состав ФИР принимались только сирийцы. Фронт располагал значительным потенциалом силы, который определялся его опорой на поддержку племен восточных районов Сирии и значительными ресурсами которые позволяли ему привлекать новых бойцов и заручаться лояльностью других отрядов. ФИР пользовался поддержкой влиятельных салафитских организаций Иордании и КСА и прямой поддержкой руководства этих двух государств. К началу 2015 г. численность воинствующих исламистов в Сирии составляла от 70 до 80 тысяч бойцов. Под контролем вооруженной оппозиции находилось около 75% территории Сирии. Большинство салафитских отрядов участвовали в управлении подконтрольных районов. Они пытались наладить сеть контактов среди гражданской администрации и населения. В тоже время военная составляющая оставалась приоритетной в деятельности салафитских движений. Большинство салафитов поддерживали идеи исламского государства в качестве будущего политического устройства Сирии. Власть должна была основываться на законах шариата как единственном источнике права. Большинство салафитских отрядов не доверяли сирийской политической оппозиции, попыткам навязать им свою точку зрения. Вооруженное салафитское движение не имело единой политической платформы по актуальным вопросам конфликта. Политические установки часто противоречили друг другу и быстро менялись в зависимости от смены баланса сил и изменения взаимоотношений с внешними акторами сирийского конфликта.
1.6. Роль внешнего фактора в исламистском движении
В результате участия с осени 2015 г. в сирийском конфликте Военно-космических сил (ВКС) России, по радикальному исламизму был нанесен сильный удар. Несмотря на это, в стране продолжали действовать отряды «Хайат Тахрир аль-Шам» (ХТШ, запрещена в России) и «Харрас эд-Дин», которые после серии поражений нашли убежище в районах сирийско-турецкой границы и полностью контролировались Анкарой. «Харрас эд-Дин» официально оформилась в феврале 2018 года как новая группировка «Аль-Каиды» (запрещена в России) в Сирии. Характер отношений с Турцией служил предметом споров и порождал проблемы фракционного характера внутри этих организаций. Идеологическим обоснованием связей ХТШ с Турцией стала фетва, изданная в октябре 2017 г. одним из видных представителей джихадистского движения Абу Катада аль-Фаластыни. Политический представитель ХТШ Юсеф аль-Хаджар публично признал факт близких отношений организации с Турцией, которую он назвал союзником. ХТШ пыталась балансировать между прагматизмом и исламистскими принципами. В заявлениях организации отмечалось, что «исламская политика является частью джихада» и ХТШ действует в интересах борьбы с «неверными» до тех пор, пока эта борьба не противоречит основам шариата. После победы турецкого лидера Р.Т.Эрдогана на очередных выборах споры об уровне сотрудничества ХТШ с Турцией усилились. Ряд идеологов современного джихадизма (Абу Мухаммед аль-Макдиси, Абу Хадиджа аль-Урдуний) считали Р.Т.Эрдогана светским правителем, приверженцем таухида, что не могло оправдать контакты с турецким лидером. В феврале 2019 лидер «Аль-Каиды» Айман аз-Завахири подверг критике ХТШ за связи с Турцией. Другие известные клерикалы (Абу Махмуд аль-Фаластыни, Абдулла аль-Мухайсини [КСА], Тарик Абдельхалим [Египет]) считали, что не обязательно считать Р.Т.Эрдоган «правильным» правителем, но ХТШ не должна плодить вокруг себя врагов. Эти споры свидетельствовали о разногласиях и расколе внутри джихадистского движения Сирии. В феврале 2019 г. высокопоставленный представитель непримиримого крыла ХТШ (Абу Якзан аль-Масри) объявил о своем выходе из организации в ответ на интервью Абу Мухаммеда аль-Джулани (эмир ХТШ), в котором он выразил поддержку Турции и планируемых ею операций против повстанческих курдских отрядов в северных районах Сирии. Летом 2018 г. начались столкновения между ХТШ и «Харрас эд-Дин» в районе Халеба (Алеппо). «Харрас эд-Дин» обвиняла ХТШ в отходе от принципов «Аль-Каиды». Посреднические усилия главы шариатского совета ХТШ (Абу Абдалла аш-Шами) ничего не дали и раскол в джихадистском движение продолжается.
1.7. Перспектива «исламистского феномена»
Начавшиеся в марте 2011 г. движения социального протеста в Сирии быстро переродились в гражданскую войну. Это было связано с милитаризацией сирийского кризиса, слабой перспективой политического урегулирования, неспособностью международного сообщества вывести мирные переговоры из тупика. Религиозные, этнические, земляческие аспекты междоусобной борьбы в Сирии в сочетании с беспрецедентной интернационализацией конфликта подорвали систему политического конфессионализма. В результате страна оказалась расколотой на враждующие районы и была ввергнута в состояние религиозного конфликта. Подавляющее большинство исламистских движений не были представлены в Сирии до начала конфликта ни политически, ни институционально. Их появление было, прежде всего, связано с тем политическим и идеологическим выбором, который был им навязан рядом внешних сил. Религиозный атрибут сирийского конфликта отличался по своей интеллектуальной глубине, идеологической повестке от традиционных движений политического ислама. Религия использовалась как фактор духовного подъема и временного сплочения перед лицом превосходящих сил режима. Всплеск салафизма джихадистского характера не имел глубоких корней в Сирии и был обусловлен особыми условиями конфликта. Воинствующее салафитское движение не смогло противодействовать усилиям различных сил внутри Сирии и за ее пределами сдержать рост салафизма и помешать утвердиться ему в новых социальных и культурных реалиях Сирии. Местное население с трудом воспринимало идеи салафизма даже в скорректированном виде применительно к сирийским реалиям. К 2022 г воинствующие исламисты были практически полностью разгромлены войсками Б.Асада при поддержке России и Ирана. В результате «исламистский феномен» кризиса имел потенциально временный характер. Многие сирийцы, вступившие в исламистские отряды, испытывали серьезные трудности в определении своей идеологической идентичности. Уцелевшие отряды вооруженной оппозиции не имеют сегодня организационных ниш для возврата в гражданское общество в мирное время.
1.8. Конфессиональная деструкция в армии
В начальный̆ период кризиса Сирийская арабская армия (САА) понесла серьезные потери. К середине 2013 г. ее численный состав сократился и составлял фактически 50% от прежней численности (220 тысяч). Конфессиональная поляризация и фракционность в офицерском корпусе ослабили боеспособность и эффективность Вооруженных сил САР. После начала кризиса режим мог использовать в борьбе с повстанцами не более трети личного состава всех 20 дивизий. Под полным контролем режима находилось не более 20–25 тысяч солдат и офицеров. Национальные вооруженные силы изначально формировались на основе призыва. В результате большая часть рядового, сержантского состава и среднего командного звена были укомплектованы суннитами. Численность созданных режимом нерегулярных милицейских отрядов составляла 150–200 тысяч человек. Режим сделал опору исключительно на лояльные с его точки зрения алавитские части и местные милиции, нерегулярные отряды по типу «шабихи».[1] Новые части народного ополчения типа «Силы тигра» (командующий Сухейль аль-Хасан) практически полностью были укомплектованы алавитами. Несмотря на то, что главнокомандующий ВС САР Б.Асад делегировал часть своих полномочий милиционным отрядам, они не были вписаны в структуру вооруженных сил. Их подлинные интересы плохо корреспондировались с реальным положением дел в стране. После начала событий режим не мог полностью контролировать ситуацию на освобожденных территориях. Обширные участки Латакийского побережья превращались в полунезависимые зоны влияния полевых командиров, очаги коррупции и наркоторговли. В апреле 2015 г. в районе Аль-Захра (Хомс) происходили боестолкновения между частями ВС САР и милиционными отрядами, которые взяли в заложники местных жителей с целью выкупа. Подобные инциденты повторялись неоднократно в течение 2016–2017 гг. В результате дезертирства более 3 тыс. офицеров (суннитов) изменился конфессиональный баланс в армейском руководстве. Алавиты заняли практически все командные посты в армии. Оставшиеся офицеры-сунниты были изолированы. Им постоянно приходилось доказывать свою лояльность режиму. Поэтому командиры-сунниты предпочитали не проявлять какую-либо инициативу и слепо следовали приказам сверху, что негативно сказывалось на эффективности боевых операций в условиях вооруженного конфликта. Негативную роль сыграли и пропагандистские установки самого режима. Пытаясь очернить оппозиционеров, состоявших в основном из суннитов, режим изображал их как террористов и экстремистов. Разосланный в войска внутренний циркуляр УВКР САР характеризовал суннитских офицеров как опасных заговорщиков и угрозу национальной безопасности страны. В период с 2000 по 2020 гг. во главе Министерства обороны и Генерального штаба сменилось 3 суннитов, 3 алавитов, 1 христианин. За тот же период Дивизию республиканской гвардии (ДРГ) возглавляли 6 алавитов, а 4-ю дивизию — 4 алавита. Во главе других спецподразделений сменилось 4 алавита и 1 суннит. На постах начальника контрразведки ВВС сменилось 7 алавитов, командующих корпусами — 23 алавита, 7 суннитов, 1 исмаилит. Из 45 командующих дивизиями 5 были суннитами, 1 друз, 1 христианин. Около 85% командиров дивизий были алавитами. В этот же период во главе ВМС и ВВС стояло трое алавитов и двое суннитов. Из 2400 выпускников Военной академии САР 2018 г. 6% были суннитами, остальные 94% — алавитами. Слабое представительство суннитов в офицерском корпусе послужило причиной длительности вооруженного конфликта. Отсутствие ясной стратегии, недостаток ресурсов привели к появлению гибридной структуры национальных вооруженных сил. В ее рамках действовали слабо скоординированные регулярные части и милицейские формирования. В условиях кризиса роль центрального командования существенно снизилась. Растущая конкуренция и поляризация внутри армии нередко выражалась в участившихся столкновениях между различными вспомогательными силами. Среди личного состава ВС САР усилился раскол на фоне конъюнктурных кадровых перестановок. Национальная идентичность личного состава сирийских силовых структур подверглась серьезной эрозии. Подрыв единства организационной среды снизил способность военных к развитию национальной самоидентификации. Офицеры уже не были уверены, что они принадлежат к группе с едиными функциями. Принадлежность офицеров к выходцам из одной группы населения, ограничивала национальную ориентированность офицерского корпуса. Внутренне единство офицеров-алавитов не являлось результатом развития общенациональных ценностей. Их объединение происходило на основе чувства собственной исключительности. При этом офицеры-алавиты не являлись единой конфессиональной группой, а были расколоты по региональным, племенным признакам, степени лояльности режиму. Далеко не все алавиты были согласны с политикой режима. Многие вынужденно поддерживали режим ради выживания общины. В условиях кризиса офицерский корпус раскололся. Раскол усилился после того как многие офицеры-сунниты оказались под подозрением как потенциальные заговорщики и подвергались постоянным преследованиям. Даже высокопоставленные офицеры-сунниты испытывали постоянный страх быть оклеветанными их подчиненными алавитами, которые работали на разные спецслужбы. Большинство офицеров-суннитов оказались в информационной изоляции. Они не имели представления о происходящих в стране событиях. Даже когда режим утратил контроль над частью сирийской территории, военное командование не было склонно использовать укомплектованные суннитами части для освобождения мятежных районов. По мере эскалации вооруженной борьбы в армии росли диссидентские настроения. Некоторые военные летчики отказывались выполнять приказы о бомбардировках мирного населения. В период с 2012 по 2015 гг. 73 пилота из ВВС перешли на сторону оппозиции. Сотни человек из числа технического состава и призывников оставили ВВС. Некоторые скрылись у родственников в Сирии, другие перебрались за границу. В рядах личного состава ВВС обострилась конфессиональная рознь. Из 165 дезертиров 95% были суннитами. А среди 144 погибших в боях пилотов 90% были алавитами. Большинство боевых вылетов летчики алавиты совершали в районы традиционного проживания суннитов. Накануне кризиса в САР алавиты занимали 79% командных должностей в сирийских ВВС. Только во главе одной бригады стоял суннит, который был арестован в 2013 г. За все время кризиса в стране только один суннит (палестинского происхождения) был поставлен на руководящую должность в ВВС. В результате ВВС САР участвовали в гражданской войне как «конфессиональная» сила. Сформированные в юношеском возрасте жизненные ценности офицеров были связаны с их религиозным, земляческим происхождением. В условиях конфессионального раскола связи с традиционным обществом перевешивали профессиональную сплоченность офицеров, чувство их национальной общности. Регулярные бомбардировки мятежных территорий спровоцировали обострение конфессиональной борьбы в обществе. География войсковых операций носила конфессиональный характер. В 2011-2012 гг. зачистке подверглись города, примыкавшие к местам традиционного проживания алавитов, с преимущественно суннитским населением. Как правило, они были окружены селами, куда на протяжении последних десятилетий мигрировали алавиты. Вооруженные силы режима действовали в местах, расположенных по линии Аккар (Ливан), на север (граница с Турцией) далее на восток (Хомс, Хама). Во время операции военные раздавали оружие жителям алавитских сел. Режим стремился удержать контроль над районом по линии Хомс-Халеб (Алепппо), а также в районах Арида — Тель Калах, который мог стать передовой линией обороны алавитов в противоборстве с суннитами. За последние десятилетия население этих районов сильно перемешалось, и отделить «своих» от «чужих» было непросто. К тому же большинство жителей этих районов не испытывали большой любви к режиму Асада. В условиях войсковой операции удары нередко наносились по районам с преимущественно алавитским населением (Баньяс, Рас-аль-Набаа). Это вело к расколу единства алавитской общины, утрате доверия к Б.Асаду, армии, появлению вооруженной оппозиции типа «Алавийюн аль-Ахрар». Использование армии для подавления оппозиционных выступлений привело к деформации военно-гражданских отношений в пользу военных. Б.Асад активизировал работу спецслужб по контролю над армией. Президент регулярно проводил кадровые чистки при малейшем подозрении на снижение лояльности и личной преданности того или иного офицера, начиная с руководителей среднего звена. Б.Асад постоянно пытался усилить позиции офицеров, которые были лояльны исключительно ему одному. В период 2020-2022 гг. кадровые перемещения в высшем командном составе сирийских органов безопасности затронули наиболее значимые и боеспособные спецслужбы. Первым объектом кадровых изменений стало руководство Управления военной контрразведки (УВКР), Контрразведки ВВС САР («Джавия»), дивизий спецвойск. Кифах Мильхем (алавит, Тартус) возглавил УВКР ВС САР. Руководство «Джавийя» было доверено генерал-майору Гасану Исмаилу (алавит, Тартус). Традиционно во главе УВКР САР и «Джавийи» стояли алавиты. Это были самые влиятельные сирийские спецслужбы, которые следили за порядком в ВС САР. Еще в 2018 г. Б.Асад утвердил УВКР САР в качестве куратора милиций, освободив «Джавийю» от исполнения части этих функций. Президент не хотел усиления этих спецслужб как единственного посредника в контактах с шиитскими милициями. Б.Асад не торопился продлевать сроки пребывания в должности их глав (К.Мельхема) и (Г.Исмаила), соответственно. Во главе специального подразделения «Бадиа» в составе УВКР Б.Асад планировал поставить генерала М.Хабиба. Генерал хорошо зарекомендовал себя в качестве командира дивизии этого подразделения в Дейр эз-Зоре. Режим стремился укрепить контроль над нефтегазовыми месторождениями Сирии. Генерал-майор Али Мамлюк (черкес-суннит) был назначен главой Совета национальной безопасности (СНБ) САР. Глава Управления общей разведки (УОР) САР Х.Искандер был ограничен в своих полномочиях и отвечал за процессы примирения на юге Сирии. Такого рода «функционал обязанностей» делал его потенциальным кандидатом на увольнение как не справляющегося с решением поставленных задач. В 2021 г. УОР САР возглавил Хусам Лука (суннит, Халеб). Руководство Департамента политической безопасности (ДПБ) МВД САР было поручено Насеру Али (суннит). Назначение в 2021 г. близкого соратника Б.Асада Талала Махлюфа (алавит) на должность главы военного бюро в Президентском дворце имело знаковый характер. Это одна из важных позиций в силовых структурах САР. Военное бюро отвечало за принятие решений о проведении войсковых операций. Командовавший до этого ДРГ САР Т.Махлюф был связан родственными узами с Башаром Асадом и его младшим братом Махером. Амер аль-Хамави (алавит) возглавил личный офис Б.Асада. Вместе эти структуры составляли мощный «пул» поддержки президента внутри армии и органов безопасности. Таким образом, в 2020-2022 гг. президент обновил персональный состав лично преданных ему офицеров в армии и органах безопасности. Новые назначения показывали, что в спецслужбах САР Б.Асад старался менять алавита на алавита, суннита на суннита. С другой стороны, критерий личной преданности перевешивал принцип конфессиональной общности. Характер кадровых замен в основных спецслужбах свидетельствовал о стремлении Б.Асада застраховаться от возможных попыток переворота. Единственная опасность для Б.Асада могла исходить из его ближайшего родственного, силового, алавитского окружения. Перестановки в силовом корпусе рушили устоявшиеся внутрикорпоративные цепочки связей, в том числе коррупционного характера. Режим стремился продемонстрировать полную управляемость силовиков. В тоже время, изменение конфессионального состава сирийских силовых структур создало благоприятные условия для вооруженной операции ИРИ в САР.
- Сирийский вызов
События в Сирии стали тяжелым испытанием для внешней политики ИРИ в отстаивании своих завоеваний в регионе. С другой стороны, в рамках иранской политической парадигмы, сирийский кризис создавал потенциально благоприятные условия для распространения иранского влияния в ключевых государствах Ближнего Востока, близких Ирану в конфессиональном и этническом отношении. Специфика иранской политики в Сирии определялась арабо-иранским историческим наследием и особенностями развития арабо-иранских отношений в XX веке. Несмотря на прагматичный характер внешней политики ИРИ, тот факт, что Иран являлся идеологическим государством, во многом детерминировал характер принимаемых решений. Идеология служила инструментом мобилизации внутренних и внешних сил для поддержки иранского участия в сирийских событиях. Вопросы безопасности послужили мощным драйвером иранского участия в сирийских событиях. Тегеран рассчитывал, что его вмешательство в САР не позволит изменить региональный баланс силы в интересах соперников ИРИ на Ближнем Востоке. ИРИ хотела укрепить свои позиции в Сирии, превратив ее в надежный плацдарм для своих операций в Ливане и Палестине. Фактор географии играл не последнюю роль в принятии решения о вмешательстве в САР. Удержание Дамаска в орбите своего влияния означало для Тегерана наращивание стратегической глубины в регионе. В контексте иранской перспективы на Ближнем Востоке свободный доступ к сирийской территории играл важную роль в сохранении иранского влияния и поддержании регионального баланса сил на Ближнем Востоке в интересах ИРИ. Общая граница Сирии с Ливаном обеспечивала возможность постоянного доступа к шиитской общине этой страны. Иран рассматривал размещение своих вооруженных сил на сирийской территории как достаточно эффективное средство для сдерживания Израиля и США в регионе. Участие ливанской «Хизбаллы» в сирийских событиях и возможность прямого управления организацией сыграли немалую роль в решении Тегерана вмешаться в САР. Исламистская угроза национальной безопасности ИРИ побудила Тегеран усилить свое военное вмешательство в Сирию. Укрепление позиций «Исламского государства» (ИГ -запрещено в России) и начало военной операции сил международной коалиции существенно изменили баланс сил на Ближнем Востоке и бросили определенный вызов политике Ирана по сохранению своего влияния в ближневосточном регионе. Тегеран не мог пройти мимо того факта, что ИГ пыталось распространить свое влияние за переделы Сирии, в частности в Ливане (Триполи) и Палестине (Газа). В апреле 2011 года Б.Асад, пытаясь сдержать рост протестного движения и удовлетворить требования международного сообщества, распорядился выпустить из сирийских тюрем большое число заключенных. В основном это были не политические заключенные, как того требовал Запад, а иракские исламисты, действовавшие с сирийской территории против американской оккупации Ирака и схваченные сирийским спецслужбами в 2007-2008 гг. в результате сделки между сирийским режимом и США по вопросам безопасности сирийско-иракской границы. Уже к июлю 2012 г. в Сирии возникла «Джебхат ан-Нусра» (запрещена в России), — сирийский филиал «Аль-Каиды». Несколько основных факторов послужили вмешательству ИГ в сирийские события. Война, которую вел сирийский режим против суннитского сопротивления, обстановка хаоса гражданской войны и антисуннитский тренд в силовых действиях режима облегчили ИГ возможность установить к концу 2014 г. свое политическое и военное присутствие на значительной части сирийской территории компактно заселенной суннитами. К тому же, после первых двух лет вооруженной борьбы основные институты сирийского государства существенно ослабли. Значительная часть Вооруженных сил САР оказалась практически небоеспособной. Потери личного состава ВС САР превышали все разумные пределы. Планы сирийского режима выправить сложившуюся ситуацию за счет призыва на службу резервистов потерпели провал даже в таких лояльных режиму районах как Тартус и Латакия. Данное обстоятельство способствовало тому, что значительные части территории страны сделались легкой добычей различного рода экстремистских группировок. Создание мощной базы ИГ в Сирии объяснялось успехами этой вооруженной группировки в Ираке, с одной стороны, и явилось показателем слабости других вооруженных отрядов, сражавшихся в Сирии против Б.Асада. Несмотря на реальную угрозу ИГ внутренней безопасности ИРИ, иранское военное присутствие в Ираке было значительно слабее, чем в Сирии. В какой-то степени это объяснялось присутствием в Ираке Вооруженных сил США, которые вели борьбу с ИГ. Это давало возможность ИРИ высвободить часть сил для защиты сирийского режима. Для борьбы с ИГ в Сирии Иран использовал свои возможности в ливанской «Хизбалле» и предпринял ряд активных военно-политических шагов, которые могли бы обеспечить сохранение позиций Ирана в Леванте при любом развитии ситуации в регионе. Одновременно Иран «запустил» в Сирии проект, в рамках которого он намеревался создать «параллельную» сирийским правительственным войскам, военизированную структуру, состоявшую из новых специализированных вооруженных формирований. Потенциальная угроза в лице ИГ не играла определяющей роли в принятии ИРИ решения об участии в сирийском кризисе. В тоже время, опыт борьбы Ирана с ИГ в Ираке и Сирии показал, что без должного контроля и внешнего моделирования внутренняя слабость этих государств может стать потенциальной угрозой для безопасности ИРИ. Реальные внешние угрозы, к отражению которых готовилась иранская армия, служили определенным стимулом вмешательства в САР. Иран хотел, чтобы его вооруженные силы совершенствовали свой боевой опыт в условиях вооруженного конфликта в Сирии. Участие в сирийском конфликте давало ИРИ уникальную возможность приобретения опыта боевых совместных операций двух соперничавших силовых подразделений (КСИР — «Артеш»), которые отличались по своим тактическим задачам и социальному уровню личного состава. Впервые после ирано-иракской войны Иран продемонстрировал в новых региональных реалиях свои возможности вести широкомасштабные военные операции за пределами национальной территории. Борьба с «Исламским государством» стала важным эпизодом иранской операции в Сирии.
- Тайное оружие Тегерана
Через несколько месяцев после начала кризиса сирийская армия показала полную неспособность сражаться против исламистского сопротивления. Изменение конфессионального состава сирийских силовых структур создало благоприятные условия для укрепления иранских позиций в офицерском корпусе САР.
3.1. Поддержка сирийской армии
Тегеран стремился выстроить организованную вооруженную структуру для противодействия исламскому сопротивлению. Первоначальная цель ИРИ заключалась в реорганизации отрядов шабиха, чья история уходила корнями в 1980-е годы. Иран поддержал атаки шабиха против демонстрантов после начала кризиса. В дальнейшем Тегеран перестроил шабиху и создал из ее основе Национальные силы обороны (НСО). За счет увеличения числа офицеров КСИР в составе Дивизии республиканской гвардии (ДРГ) и 4-ой дивизии под командованием брата президента Махера Асада Иран расширил свои позиции в элитных частях сирийских вооруженных сил. На практике это выражалось в создании объединенных командных штабов ДРГ и КСИР координировавших войсковые операции сирийской армии. Иран на регулярной основе выплачивал зарплату офицерам ДРГ и 4-ой дивизии, а также подразделениям «Хизбаллы», которые были включены в состав этих силовых структур. Позднее, боевые подразделения «Хизбаллы» получили официальный статус регулярных частей Вооруженных сил САР. Практически они подчинялись Ирану, их личный состав финансировался из иранской казны. Дивизия республиканской гвардии и 4-я дивизия были тесно связаны с КСИР и «Хизбаллой. Они принимали активное участие в создания шиитских милиций в Сирии, их последующей интеграции в регулярные армейские части сирийских вооруженных сил. К 2015 г. общая численность нерегулярных вооруженных формирований сражавшихся на стороне режима составляла от 35 000 до 40 000 человек. Часть этих формирований была включена в состав 4-го армейского корпуса, который сирийский режим под руководством иранских советников начал создавать в конце 2015 года. Иранская поддержка способствовала некоторому укреплению боеспособности национальных вооруженных сил и позволила режиму добиться определенных успехов в борьбе с вооруженной оппозицией. Однако этого оказалось недостаточным для того, чтобы сирийская армия могла сохранить достигнутые успехи, тем более обеспечить устойчивую победу правительственных войск над вооруженной оппозицией. Даже те стратегически важные районы Сирии, которые Иран пытался контролировать оставались нестабильными в результате растущего числа локальных и иностранных участников вооруженного конфликта. Сражения с вооруженной оппозицией вели к ощутимым потерям среди офицеров КСИР и истощали боевой потенциал «Хизбаллы». Подобное развитие событий ставило под вопрос прежние достижения Ирана в Сирии и угрожало иранским позициям в Леванте. Гибридная война, которую вооруженные исламисты навязали сирийской армии, вынудила Б.Асада и его иранских союзников создать новые войсковых подразделений на основе милиционных отрядов. Тегеран направил в Сирию десятки тысяч иностранных наемников их Ирака, Афганистана и Пакистана, которые составили основу милицейских отрядов, сражавшиеся на стороне правящего режима.
3.2. Шиитские милиции
Еще накануне сирийских событий двое высокопоставленных иранских военных из КСИР Х.Хамадани и К.Сулеймани сформировали из алавитской молодежи боевые отряды общей численность свыше 2000 человек. Эти отряды приняли активное участие в борьбе с повстанцами в составе Национальных сил обороны (НСО). Создание НСО стало одним из первых шагов Тегерана в формировании шиитских милиций в САР. В 2012 г. офицеры КСИР под командованием Х.Хамадани на основе прорежимного ополчения Хомса создали первые отряды НСО, в составе которых наряду с шиитами сражались сунниты и друзы. Создавая НСО, Иран частично использовал опыт ливанской «Хизбаллы» и иракских Сил народной мобилизации (СНМ). Вскоре, НСО распространили свою деятельность на другие сирийские провинции за счет проведенной КСИР реструктуризации проасадовских милиций типа шабиха и Местных народных комитетов. НСО считались одной из крупнейших проиранских милиций, чья совокупная численность составила к концу 2012 года около 40 000 бойцов. Заметную роль в процессе создания проиранских милиций в Сирии сыграли принципы не только религиозной, но и земляческой общности. В начальный период кризиса Тегеран создавал в САР милиции под предлогом защиты шиитских святынь в Сирии (Сит Зейнаб). В первые два года сирийских событий наиболее массовое присутствие проиранских милиций наблюдалось в шиитских деревнях в районах Аль-Захра, Аль-Нубул, Аль-Кусейр. Если местом рождения НСО был Хомс, то создание в 2013 году другой крупнейшей проиранской милиции Местных сил обороны (МСО) происходило за счет объединения различных проасадовских милиций Халеба (Алеппо), Дейр эз-Зора и Ракки. В начальный период деятельности МСО их командные пункты и боевые отряды дислоцировались именно в этих сирийских провинциях. Позднее они инкорпорировали в свои ряды часть прорежимных христианских милиций и распространили свое влияние на Дамаск, Хаму и Латакию. В отличие от НСО, которые не получили официального статуса в системе национальных вооруженных сил и вскоре оказались под контролем России, руководство МСО полностью находились в руках «Хизбаллы» и КСИР, офицеры которых отвечали за планирование войсковых операций, их подготовку, формирование личного состава, вооружение. После серии оргштатных мероприятий из племенных отрядов северо-западных районов в составе МСО была создана «Народная армия» (силы народного ополчения). Спустя некоторое время «Народная армия» превратилось в структурное подразделение регулярной сирийской армии. На деле командный состав «Народной армии» состоял в основном из иранцев, она выполняла особые функциональные задачи и имела самостоятельное финансирование. Достаточно быстро численность МСО выросла до десятков тысяч человек, и составляла к 2015 году свыше 50 тысяч бойцов. Подобно СНМ в Ираке («аль-Хашд аль-Шаабий») сирийские отряды МСО превратились в одну из наиболее боеспособных сил режима. Однако в отличие от НСО МСО отличались строгой религиозной индокринацией своего личного состава и имели признанный режимом статус части национальных вооруженных сил. Тот факт, что в командном составе МСО присутствовали бывшие офицеры-баасисты (в основном из Ирака) был призван служить ширмой для придания светского, национального характера новой вооруженной структуре, которая на деле оказывалась идеологически заточенной под исламскую идею в ее шиитской интерпретации. Иран взял на свое содержание личный состав МСО, бойцы которого получали от 30 до 50 тысяч сирийских фунтов ежемесячно, а также пользовались иными льготами, предоставленными правительством ИРИ. Иран настоял на том, что в МСО могут также воевать иранские резервисты, которых Тегеран привлекал большой зарплатой и дополнительными льготами за счет средств из собственного военного бюджета. В судьбоносные для сирийского режима моменты общая численность НСО и МСО превышала 100 тысяч человек за счет мобилизации иранских резервистов и шиитских наемников из Ирака, что показывало реальные возможности Тегеран по изменению баланса сил в сирийском конфликте. В составе МСО действовали небольшие по численности милицейские отряды. Одним из таких отрядов была бригада «Аль-Бакир». Бригада была создана в 2012 г. в начальный период сражений за Халеб (Алеппо). Она была укомплектована выходцами из племени аль-багара, кочевавшего в районах Алеппо и Дейр эз-Зора. Как и в других сирийских племенах центральных и восточных районов Сирии большинство членов племени являлись суннитами. Но среди племенных глав было немало шиитов, которые и составили костяк бригады. Считается, что свое название бригада получила по имени влиятельного шиитского клирика Мухаммеда аль-Бакира. Бригада имела тесные связи с КСИР, движением «Хизбалла аль-Нуджаба», ливанской «Хизбаллой». Бригада «Аль-Бакир» внесла большой вклад в деятельность Ирана по шиитизации восточных районов Сирии. В 2015 году бригада принимала активное участие в боестолкновениях в южных пригородах Халеба (Алеппо) и пустынных районах Дейр эз-Зора. Она сыграла заметную роль в сдерживании проамериканских сил в Сирии, прежде всего отрядов Сил демократической Сирии (СДС) в Африне. Другой отряд МСО, — бригада «Сейида Рукъайя» появился в 2013 г. и был назван по имени дочери имама Хусейна. Изначально бригада являлась одним их подразделений иракских «Батальонов Сейд аль-Шухада», созданных шиитами Ирака. Постепенно она приобрела самостоятельный характер. К 2015 г. ее численность не превышала 8 тысяч бойцов. Бригада «Сейида аль-Рукъайя» сражалась в основном в пригородах Дамаска. Костяк личного состава бригады состоял из шиитов провинции Дамаск, которые были мобилизованы Ираном для защиты шиитских святынь в этом районе. Поскольку большинство личного состава бригады составляли жители квартала Джаафар ас-Садик, ее иногда называли «джаафаритской силой». Тем более что квартальная мечеть была построена на деньги ИРИ в стиле хусайнии и служила своеобразным инструментом мягкой силы Тегерана в Дамаске и его пригородах. Милиционный отряд «Хизбалла аль-Нуджаба» одним из первых расширил ареал своих действий за пределы шиитских святынь столичных пригородов. «Хизбалла аль-Нуджаба» была создана одним из руководителей иракской милиции «Асаиб Ахль аль-Хак» А.аль-Кааби, который был тесно связан с КСИР. В 2011 году, по поручению КСИР, А.аль-Кааби создал «Хизбалла аль-Нуджаба» для обороны шиитских святынь в дамасских пригородах. Организация имела тесные связи с «Катаиб аль-Хезболла» (Ирак) и ливанской «Хизбаллой». «Хизбалла аль-Нуджаба» активно действовала в различных районах Сирии. В июне 2013 г. ее бойцы сражались в (Халебе) Алеппо. При поддержке «Хизбалла аль-Нуджаба» были созданы другие шиитские бригады «Аммар бин Ясир», «Хасан Муждатба», «Аль-Хамад». Организация имела собственный пропагандистский орган – «Аль-Нуджаба ТВ», которое поддерживалось Министерством информации ИРИ. Другой сирийской милицией, которая брала свое начало в Ираке, была «Катаиб Сейид аль-Шухада». Она была создана в 2013 г. главой иракской «Катаиб Хизбалла» Абу Мустафой аль-Шейбани, который сотрудничал с КСИР и принимал активное участие в борьбе с вооруженной сирийской оппозицией. Первоначально «Катаиб Сейид аль-Шухада» организационно входили в состав иракских Сил народной мобилизации (СНМ) и напрямую финансировалась из иракской казны. «Катаиб Сейид аль-Шухада» сражалась против сирийской оппозиции в Восточной Гуте и Дераа, американских военных в САР и неоднократно подверглась налетам авиации США и Израиля в районах Эт-Танф и Аль-Букамаль. В этом же году была создана бригада «Зульфикар», названная в честь знаменитого меча Али.[2] Первоначально бригада действовала в составе милиционного ополчения «Абуль Фадль аль-Аббас» и ее личный состав был в основном представлен иракскими и ливанскими шиитами. Бригада «Зульфикар» активно сражалась на юге Сирии и в пригородах Дамаска (Аль-Адра и Аль-Набак), действуя под контролем объединенного оперативного штаба 4-ой дивизии под командованием Махера Асада. Сирийская милиция «Кувват аль-Рида» являлась боевым отрядом ливанской «Хизбаллы» и находилась под ее полным контролем. Основателем «Кувват аль-Рида» считается офицер «Хизбаллы» Х.И.аль-Хейдар (оперативный псевдоним-Абу Мустафа). «Кувват аль-Рида» была названа по имени восьмого шиитского имама. Штаб-квартира милиции находилась в Хомсе. В состав «Кувват аль-Рида» входили шииты из Дамаска, Хомса, Дераа, Халеба (Алеппо). География сражений «Кувват аль-Рида» была обширна и охватывала районы Халеба (Алеппо), Дейр эз-Зора, Аль-Гуты, Хомса и Дераа. Бригада также действовала в Идлибе, Латакии и Кутайфе. «Кувват аль-Рида» была одной из немногих шиитских милиций, которые сотрудничали с российским контингентом в Сирии. Ее бойцы проходили тренировку в лагерях сирийской армии под руководством российских военных инструкторов. Наиболее известными и крупными шиитскими милициями Сирии считаются бригады «Аль-Аббасиюн», «Аль-Фатимиюн» и «Аль-Зейнабиюн», в составе которых сражались преимущественно шииты из Ирака, Афганистана и Пакистана, соответственно. Одной из первых шиитских милиций Сирии были бригады «Абу аль-Фадль аль-Аббас» («Аль-Аббасиюн»). Они были созданы КСИР в 2013 г. из шиитских милиций Ирака «Катаиб Хизбалла» и «Армии Махди». Бригады были названы в честь сына Али Аббаса убитого в Кербеле. Бригада «Аль-Аббасиюн» создавалась под задачу охраны шиитских святынь в пригородах Дамаска. В дальнейшем, они достаточно ярко проявили себя в сражениях с ИГв Ираке и Сирии. В Сирии бригада сражались в районах Ябруда, Млейхи, Карба, Кабун, Касима, Барзе и Джобар. «Аль-Аббасиюн» имела особые отношения с ДРГ и действовал с ней в тесной координации. Бригада «Аль-Фатимиюн» была создана в 2011 г. как батальон из афганских шиитов. В ее состав входили афганские шииты-беженцы в Сирии (пригороды Дамаска) и Иране. «Аль-Фатимиюн» сражалась против ИГ в пригородах Алеппо, вооруженной сирийской оппозиции в Дераа, Хомсе, Идлибе, Хама, Дейр эз-Зоре и Дамаске. Афганских бойцов отличали высокая дисциплина и боевые качества. В 2021-2022 гг. «Аль-Фатимиюн» стала называть себя армией, ее численность составляла около 20 тысяч человек. После прекращения активной фазы боевых действий личный состав бригады «Аль-Фатимиюн» сократился на 50%. Размер жалования бойцов «Аль-Фатимиюн» варьировался в переделах 450-700 долларов США в месяц. Бойцы «Аль-Фатимиюн» имели особые привилегии, социальный пакет и гражданство Ирана. Бригада «Аль-Зейнабиюн» была созданы КСИР за счет оптимизации бригады «Аль-Фатимиюн». В состав «Аль-Зейнабиюн» входили пакистанские беженцы в Сирии. В 2013 г. пакистанские бойцы сражались в рядах бригад «Аль-Фатимиюн». На рубеже 2014-2015 гг. бригада «Аль-Зейнабиюн» институализировалась как самостоятельная сила. В отличие от «Аль-Фатимиюн» численность личного состава «Аль-Зейнабиюн» не превышала 3 тысяч человек. КСИР отвечал за идеологическую и боевую подготовку шиитских милиций, в том числе и бригады «Аль-Зейнабийюн». В начале кризиса бригада действовала в пригородах Дамаска, а со временем расширила ареал своих операций в Дераа, Хомсе и Дейр эз-Зоре. Бригада неоднократно подвергалась актам турецких ВВС в районе Идлиба. Наряду с зарубежными шиитскими милициями, силы НСО и МСО сыграли решающую роль в войсковой операции Ирана в САР. После провала сирийской армии в Кусейре (2013 г.) участие «Хизбаллы» смогло переломить ситуацию в боях с повстанцами в Кусейре, Хомсе и Дамаске в пользу режима. Ливанская «Хизбалла» отличилась в боях с салафитскими отрядами «Джейш аль-Ислам» и «Ахрар аль-Шам» в Восточной Гуте (2013 г.) и пригородах Дамаска. В результате Иран смог организовать в 2016 г. осаду Халеба (Алеппо) и окончательно очистить Кусейр от противника. Афганская бригада «Аль-Фатимиюн» сыграла большую роль в осаде этой промышленной сирийской столицы. Одновременно проиранские милиции сдерживали вооруженные силы Турции и их прокси в различных районах Сирии. В целом, «Хизбалла» и шиитские милиции изменили ход гражданской войны в пользу Ирана и режима Б.Асада. В тоже время, для достижения своих целей в САР Иран мог опираться не на все отряды шиитских милиций. Например, «Бригады аль-Кудс» в зависимости от складывающейся в Сирии военно-политической ситуации в равной степени были блики к России и Ирану. Часть шиитских милиций наряду с Ираном, тесно взаимодействовали с националистическим сирийским ополчением типа «Бригады аль-Баас».
3.3. Милицейская реорганизация
Начиная с 2015-2016 гг. Иран в одностороннем порядке стремился провести реорганизацию шиитских милиций, интегрировав часть их личного состава в формальные армейские структуры Сирии. В результате Тегерану под видом эксперимента удалось включить несколько наиболее преданных милицейских формирований в состав ДРГ и 4-ой дивизии. В 2017-2018 гг. режимы Сирии и Ирака обеспечили законодательную базу для интеграции шиитских милиций в национальные вооруженные силы обеих стран. Процесс и результаты интеграции в Сирии и Ираке разнились в зависимости от динамики роли ИРИ в этих странах и во многом зависели от характера отношений милицейских отрядов с Тегераном, степени их участия в деятельности иракских и сирийских силовых структур. Особенности интеграции шиитских милиций Сирии и Ирака определялись различиями тактического, организационного, поведенческого характера. Процессы интеграции в Сирии и Ираке отличались по своим мотивам и целям. Результаты интеграции по-разному влияли на динамику вооруженных сил Ирака и Сирии, характер военно-гражданских отношений в обеих странах. В какой-то степени эти различия были обусловлены разницей в условия возникновения шиитских милиций и принципах их формирования в Сирии и Ираке. В Ираке Иран стремился сохранить полуавтономный статус «Аль-Хашад аль-Шаабий» как параллельных войск. В Сирии же Иран выступал за полную интеграцию милицейских формирований в национальные вооруженные силы. Силы местной обороны были практически полностью интегрированы в армейскую структуру САР. Ирану не удалось легитимировать НСО как самостоятельную боевую единицу в составе сирийских вооруженных сил подобно СНМ в Ираке. В 2018 Б.Асад подписал указ о расформировании НСО и зачисление их личного состава в штат регулярной армии. Часть отрядов НСО вошли в состав созданных Россией войсковых частей в составе САА, в рамках курса Москвы на постепенное снижение влияния религиозных милиций из-за их дестабилизирующей роли в процессе мирного транзита. После этого Иран переключил свое внимание на МСО. После 2017 г. МСО вошли в состав регулярных сирийских частей. Сегодня МСО считается крупнейшей иранской милицией в Сирии и насчитывает около 50 тысяч бойцов. По соглашению 2017 года между Б.Асадом и Ираном КСИР вместе с ГШ ВС САР совместно управляют МСО до окончания кризиса в Сирии. Шиитская милиция «Абуль Фадль аль-Аббас» была преобразована в отдельное подразделение в составе ДРГ. Часть отрядов бригад «Аль-Зейнабиюн» и «Аль-Фатимиюн» также вошли в состав сирийских вооруженных сил. Согласно президентскому указу Б.Асада афганским и пакистанским бойцам было предоставлено сирийское гражданство. Всего в состав сирийской армии было интегрировано около 53 тысяч бойцов шиитских милиций. В отличие от иракских СНМ далеко не все сирийские милиции разделяли идеологические и политические установки Ирана. Причина заключалась в их неоднородном конфессиональном и этническом составе и целях участия в сирийских событиях. Так, основу бригад «Аль-Фатимиюн» и «аль-Зейнабиюн» составляли шииты, которые признавали власть велаят-е факих. Значительное число бойцов «Аль-Фатимиюн» и «Аль-Аббасиюн» было представлено афганскими беженцами, которые долгое время жили в Иране. В тоже время, основным мотивом участия в сирийской кампании многие шиитских милиций в составе НСО и МСО были соображения материального порядка. Степень их близости к Ирану зависела от объема финансовой поддержки. В отличие от иракских «Аль-Хашед аль-Шаабий» большинство сирийских милиций все еще сильно зависит от иранской финансовой подпитки. Так, бойцы «аль-Фатимиюн» получают ежемесячно до 700 долларов США. Их финансирование лично контролировал Касем Сулеймани вплоть до своей гибели в 2020 г. Заработок остальных колебался в пределах 100-300 долларов США в месяц. Финансирование фонда заработной платы осуществлялось из бюджета КСИР и частично за счет средств фонда «Боньяд мостазафан». В отличие от Ирака в Сирии Иран играл определяющую роль в вопросах управления, финансирования шиитскими отрядами. Несмотря на различия шиитских милиций Сирии, фактор религиозной близости с Тегераном имел определяющее воздействие на их поведенческую модель, даже после их интеграции в состав национальных вооруженных сил. Курдский фактор играл второстепенную роль в военной операции Ирана в Сирии. Несмотря на общность целей в борьбе с ИГ в ходе сирийской кампании вряд ли можно было говорить об образовании ирано-курдского альянса. В Сирии курды были тесно связаны с США и во многом разделяли американскую установку на отстранение Б.Асада от власти. В отличие от Ирака, в Сирии Тегеран сделал явный акцент на сотрудничестве с алавитами и шиитами. В результате, Тегеран смог создать многоуровневый и долговременный механизм влияния на сирийские силовые структуры и заметно упрочить свои позиции в этой арабской стране.
3.4. Иранское усиление
Несмотря на окончание «горячей» фазы вооруженного конфликта и интеграцию шиитских милиций в Вооруженные силы САР, Иран продолжил поддерживать различные негосударственные милицейские формирования и создавать новые. В тактическом плане Иран предпочитал опираться на полуофициальные, негосударственные, внесистемные образования в интересах создания широкой сети влияния в САА и сирийском социуме. В 2021-2023 гг. Иран создал в Сирии новые милиции и использовал их для дальнейшего усиления своего влияния в военной, политической, экономической, идеологической сферах жизни сирийского государства и общества. В июле 2020 г. Дамаск заключил с Тегераном важное соглашение о военно-техническом сотрудничестве. Иран взял под свой контроль стратегически важные участки сирийско-иракской границы между Аль-Букамалем и Аль-Каимом, превратив их безопасные коридоры доставки оружия и боеприпасов, прохода новых отрядов шиитских милиций в Сирию. В начале 2022 г. было заключено соглашения между командованием 4-ой дивизии и руководством КСИР о создании 11 новых командных штабов под совместным управлением в стратегически важных районах Сирии (Халеб (Алеппо), Хама, Хомс, Пальмира, Дейр эз-Зор). Всего с января по март 2022 г. Тегеран смог создать 38 новых укрепрайонов в Халебе (Алеппо) и его пригородах, где находятся основные промышленные зоны и ремонтные мастерские. В конце марта 2022 г. Иран перебросил часть своей боевой авиации из Пальмиры на восток Хомса, построил в юго-западных пригородах Дейр эз-Зора новые тренировочные аэродромы и фактически создал в указанных районах свою бесполетную зону. В целях закрепления своего военного присутствия в САР Иран использовал новую тактику, которая предусматривала значительное расширение ареала действий шиитских милиций. Для охраны своих военных складов в районах Хомса, Хамы, Халеба (Алеппо), Дейр эз-Зора и Пальмиры, Иран создал новые отряды шиитских милиций. Весной 2022 г. из части личного состава «Хизбаллы» и «Аль-Фатимийюн» были созданы бригады «Фаджр аль-Ислам», во главе которых стояли офицеры КСИР. К марту 2022 г. отряды ливанской «Хизбаллы», «Асаиб Ахль аль-Хак», «Аль-Бакир» нарастили численность своего личного состава и пополнили свои арсеналы новым вооружением. К началу апреля 2022 г. указанные милиции создали около 120 новых укрепрайонов на востоке Хомса, в Хаме, Ракке, Дейр эз-Зоре, разместив там более 4,5 тысяч бойцов. В 2022 г. Иран и его шиитские милиции создали мощные позиции на средиземноморском побережье Сирии и практически полностью контролировали значительные участки сирийской территории и приграничные районы Ливана. Шиитские милиции сдерживали турецкое влияние на севере, американское на юге Сирии и служили контрбалансом российскому влиянию в районах под контролем сирийского режима. К началу 2023 года Иран располагал более чем 300 базами и опорными пунктами в Сирии. Основной задачей иранских укрепрайонов в Сирии было сбалансировать военное присутствие США. КСИР, «Хизбалла» и шиитские милиции активно противодействовали американскому влиянию, прежде всего в восточных и южных районах Сирии. На востоке Сирии шиитские милиции оказывали поддержку армии Б.Асада по сдерживанию союзных США отрядов СДС. Несмотря на потери в результате воздушных атак США, шиитские милиции не прекращали атаковать американские войска на базе «Эт-Танф». Милиции, дислоцированные в северных и южных районах Дейр эз-Зора, контролировали стратегически важный район сирийско-иракской границы, который служил постоянно действующим пропускным пунктом для иранского транспорта, направляющего вглубь сирийской территории и Ливан. Вместе с иракскими СНМ сирийские милиции «Аль-Бакир», «Хизбалла аль-Нуджаба», и «Аль-Фатимиюн» контролировали район от Аль-Хусейнии до Бокруса, а также район Аль-Маядин, который был превращен Ираном в один из своих форпостов на Ближнем Востоке. В Аль-Букамаль на сирийско-иракской границе тесно сотрудничали шиитские милиции Ирака и Сирии (бригады «Аль-Туффуф», «Аль-Бадр», «Аль-Кудс» и «Хизбалла аль-Нуджаба»). Сегодня общая численность личного состава проиранских вооруженных формирования на Ближнем Востоке, включая Афганистан и Пакистан, составляет более 250 000 человек.
4. Эволюция успеха
Стратегия Ирана в Сирии заключалась в поддержке правящего режима, негосударственных силовых структур типа «Хизбаллы» и создании шиитских милиций за счет привлечения иностранных наемников. Подобная тактика была характерна для Ирана после Исламской революции 1979 г. В течение нескольких последних десятилетий Иран проводил активную политику не только в Сирии, но и в Ираке и Ливане. Тегеран внимательно следил за динамикой внутриполитической ситуации в этих странах. Особое внимание уделялось проникновению в органы власти целевых стран, изучению состояния социума в них, развитию гуманитарных связей с близкими Тегерану в этническом и конфессиональном отношении группами населения. Эта политика позволила Ирану создать серьезные заделы в ряде арабских государств. Иран сформировал и укрепил обширную сеть своей клиентуры в стратегически важных для него региональных государствах, превратив их в реальную силу против недружественных ему стран. Иран обеспечил своим сателлитам весомые позиции в ключевых институтах власти, прежде всего, в армии и органах безопасности. В Сирии Тегеран стремился создать надежные и долговременные позиции, которые позволили бы ему сохранить свое влияние в стране даже в случае смены режима. В отличие от Ирака и Афганистана, сирийский конфликт не представлял прямую угрозу ИРИ. Кризис в САР не был результатом внешнего вмешательства. Иран не имел общей границы с Сирией и сирийский кризис не угрожал непосредственно суверенитету и территориальной целостности ИРИ. В рамках свой политики на Ближнем Востоке Иран рассматривал слабость внутренней государственной структуры целевых государств как возможность для укрепления собственных позиций в них. Поэтому Тегеран был потенциально заинтересован в поддержании определенного градуса внутренней напряженности, что давало Тегерану предлог вмешиваться во внутренние дела этой арабской страны.
Иранская операция в Сирии прошла несколько этапов. Методы и средства участия Ирана в сирийском конфликте менялись на каждом новом этапе сирийского кризиса. Первый этап иранского участия в сирийских событиях начался в марте 2011 года после принятия режимом Б.Асада решения о силовом подавлении протестных движений. Поведение ИРИ в отношении своего сирийского союзника незначительно отличалось от общепринятой модели действий после Исламской революции 1979 г. Иран старался не афишировать участие своих вооруженных сил в сирийском конфликте, опасаясь негативной реакции в иранском социуме. В широких массах иранского населения борьба ИРИ за сохранение режима Б.Асада не пользовалась особой поддержкой. За два года до начала сирийских событий в Иране произошли народные волнения, которые успешно были подавлены иранскими властями. Тегеран ограничивался материальной и гуманитарной поддержкой сирийского правительства. На данной фазе развития сирийского кризиса, Иран оказывал сирийскому режиму материально-техническую помощь, обеспечивал его средствами связи и некоторыми видами вооружений. Иранская помощь носила сдержанный характер и в основном сводилась к советническим функциям. По мере развития кризиса, военных успехов сирийской оппозиции, Тегеран наращивал уровень своей поддержки правящего в САР режима. Тем более что сирийский кризис открывал новые возможности для иранской политики в регионе. После провала мирной конференции по Сирии в Женеве в июне 2012 года и взрыва в штаб-квартире Совета национальной безопасности САР, в результате, которого погибли иранские креатуры в сирийском высшем военном руководстве (Хишам аль-Бахтияр, например) Иран приступил к размещению на сирийской территории своих войсковых подразделений, а также начал привлекать в Сирию иностранных наемников. Первоначально основу иранского военного контингента составил КСИР. В мае 2012 г. КСИР впервые публично признал факт наличия в Сирии своих боевых подразделений. Одновременно Иран направил в САР для оказания помощи армии Б.Асада несколько тысяч бойцов ливанской «Хизбаллы», а также шиитские милиции из Ирака и Афганистана. С января 2012 года ЦБ ИРИ открыл кредитную линию сирийским властям более чем на 3,6 млрд долларов США, что позволило им регулярно платить зарплату личному составу сирийских вооруженных сил, сражавшихся против оппозиции. Тегеран продавал Сирии нефть по заниженной цене, за которую сирийский режим платил из займов, предоставленных Ираном. На стороне Б.Асада сражались элитные части КСИР (спецподразделение «Аль-Кудс», которым командовал генерал Касем Сулеймани). Тысячи бойцов ливанской «Хизбаллы» (от 10 до 14 тысяч) приняли участие в боях, помогая режиму удерживать контроль над ключевыми районами страны. По настоянию Ирана, в боях с повстанцами участвовали отряды шиитских милиций из Афганистана, Ирака и Пакистана. На каком-то этапе это дало возможность сирийским властям остановить наступление отрядов вооруженной оппозиции на Дамаск и вернуть контроль над некоторыми стратегически важными районами на севере Сирии. Массированное присутствие в САР шиитских милиций снимало опасения Тегерана относительно того, что в случае конфликта с Израилем и США, Иран может оказаться в одиночестве. В дальнейшем мобилизованные Ираном для борьбы в САР шиитские милицейские формирования сыграли важную роль в изменении баланса сил на Ближнем Востоке в пользу Тегерана. В тоже время, в Иране считали, что успехи вооруженной оппозиции и усиливающееся международное давление на Дамаск могут привести к падению режима Б.Асада. Эти опасения усилились летом 2013 г. после угрозы со стороны США нанести военный удар по Сирии. В результате Иран был вынужден изменить стратегию в отношении сирийского конфликта. В течение 2013 г. Тегеран заметно нарастил свое военное присутствие в САР. Вопрос об усилении иранской войсковой группировки в САР стал предметом непростых дебатов в кулуарах высшего военного и политического руководства Ирана. Окончательное решение стало компромиссом между военным и гражданским руководством Ирана. Президент Ирана Хасан Роухани выступал за ограниченное иранское присутствие на сирийской территории, опасаясь возможных внутренних осложнений и проблем на переговорах по ядерной проблеме. Командующий «Аль-Кудс» в составе КСИР генерал Касем Сулеймани активно поддерживал массированное военное участие ИРИ в сирийских событиях. В начале 2014 г. Иран дополнительно направил в САР несколько сотен своих военных советников из спецподразделения «Аль-Кудс». В этот же период Иран поставил в САР свои ПЗРК типа «Фалак-1» и «Фалак-2». В Сирии на постоянной основе находилось около 70 высокопоставленных офицеров «Аль-Кудс». В их задачу входило логистическое обеспечение операций сирийской армии и сбор разведывательной информации. Тот факт, что Иран отказался от своей обычной практики логистической и советнической поддержки своих региональных союзников и направил в Сирию подразделения Корпуса стражей исламской революции (КСИР) и «Артеш» (регулярные войска), свидетельствовал о значимости Сирии в региональных раскладах иранской политики на Ближнем Востоке. После мятежа ИГ в Ираке в 2014 г. и перехода под контроль джихадистов значительной части районов на северо-западе Сирии позиция Ирана изменилась. По словам духовного лидера ИРИ аятоллы Али Хаменеи те, кто отправился в Ирак и Сирию под предлогом защиты исламских святынь от «такфиристов» на деле защищали свои города. Военные успехи ИГ в САР в какой-то мере облегчили Тегерану поиск легитимных оснований усиления своего военного присутствия в Сирии. По мере развития боевых действий Иран приступил к размещению на сирийской территории части своих армейских подразделений, известных как «Артеш». Армейские части «Артеш» в Сирии были представлены подразделением «рейнджеров» и силами «Саберин» (отряд снайперов). Военное командование ИРИ отрицало факт полноценного участия частей «Артеш» в сирийском конфликте. Командование «Артеш» утверждало, что в Сирию были направлены представители нескольких подразделений для поддержки сил «Аль-Кудс». Командующий «Артеш» Ахмед Реза Пурдастан утверждал, что бойцы «Артеш» прикомандированы к «Аль-Кудс» и действуют в тесной координации с КСИР. А.Р.Пурдастан объяснял малую численность подразделений «Артеш» в САР тем, что командование не видит в ИГ явной угрозы для безопасности ИРИ. Направление в Сирию «Артеш» имело целью дать возможность его бойцам пройти обкатку в реальных боевых условиях и повысить уровень оперативно-тактической подготовки для противодействия главному противнику ИРИ в лице Израиля и США. По другим данным армейские подразделения ИРИ численно превосходили элитные части, которые выполняли советнические функции. Иран усилил свое военное присутствие в САР за счет роста числа подразделений «Хизбаоллы» и шиитских милиций. Новый этап иранской военной операции начался в сентябре 2015 после ввода в САР российских ВКС. Приоритетами иранской политики стала координация с Россией военных и дипломатических (Астана) усилий по сохранению сирийского режима и отражение воздушных ударов по иранским военным объектам в САР. Российские военные обеспечили воздушную поддержку действий наземных сил ИРИ и шиитских милиций в САР. С конца 2015 г. Иран заметно увеличил свое военное присутствие на сирийской территории. В Сирию было отправлено около 7 тысяч контрактников из «Басидж» (Силы народного ополчения) и отрядов «Фатехин» (спецподразделения «Басидж»). Одновременно, в Сирии сражались тысячи бойцов шиитских милиций, подготовленных Ираном. Иранские военные выступали за необходимость обкатки наиболее боеспособных подразделений национальных вооруженных сил в условиях реальных боевых действий. Расширение стратегической глубины войсковых операций ВС ИРИ, приобретенный ими боевой опыт рассматривался Тегераном как гарантия безопасности в случае конфликта с Израилем и США. В условиях сирийского конфликта ситуация внутри ВС ИРИ стала меняться. Соперничавшие внутри Ирана «Артеш» и КСИР успешно координировали свою деятельность в САР и обучали личный состав Сирийской арабской армии (САА). При этом «Артеш» действовал под контролем «Аль-Кудс», который отвечал за подготовку и обучение ВС САР. В 2016 г. после консультаций КСИР и иранского Генерального штаба «Артеш» смог направить в САР специальную 65-ю воздушную эскадрилью. «Басидж» получил возможность обкатать в боевых условиях свое новое спецподразделение «Фатехин», которое было создано в 2009-2010 гг. для подавления «Движения зеленых» в ИРИ в 2009 г. Под руководством российских военных подразделения ВС ИРИ участвовали в боевых совместных операциях САА и шиитских милиций. С 2018 по 2021 годы приоритетами борьбы Тегерана за Сирию и Ближний Восток стала вооруженная конфронтация с Израилем по «всем фронтам». Иран эффективно ограничивал усилия Турции и аравийских монархий в Ираке, Сирии, Ливане и Йемене, а также сдерживал американское военное присутствие на Ближнем Востоке. В условиях провала переговоров по иранской ядерной программе, Иран, при поддержке российской дипломатии, пытался укрепить свой международный престиж в Европе Одновременно, в Исфахане, Натанзе, Бушере полным ходом шли работы по обогащению урана, созданию высокоточных зенитно-ракетных систем вооружений, строились высокотехнологичные БПЛА. После прихода на президентский пост в ИРИ Э.Раиси, который был тесно связан с КСИР и высшим иранским духовенством, в политике ИРИ на Ближнем Востоке начался новый этап.
Неоспоримые достижения Ирана в САР и на Ближнем Востоке, в целом, объясняются, на наш взгляд, усиленным по месту и времени религиозным компонентом иранской внешней политики, который предопределял характер политических решений и военных действий ИРИ на каждом из этапов сирийского кризиса. К тому же, Тегеран мастерски владеет специфическим конфессиональным инструментом, который использовал в военном и общественно-политическом измерениях, воплотив его практически в форме проиранских вооруженных отрядов (шиитских милиций) и народной дипломатии (распространение шиизма в Сирии). На этом поле Ирану, действительно, не было равных соперников. Россия, Израиль, Европа и США не могли конкурировать с ИРИ на этом направлении. Единственно, кто на Ближнем Востоке мог на равных соперничать в религиозном пространстве с Ираном — это его арабские и турецкие партнеры. Однако, сильно севший в буре «арабских революций» голос арабской философской мысли был едва различим в информационном мусоре громких заявлений лидеров джихадистов и не может сегодня пробиться сквозь стройно выстроенный ряд программных установок иранских аятолл. Ведшийся арабскими мыслителями светского и религиозного направлений в течение последних 12 лет на дискуссионной площадке Катара поиск путей развития арабо-мусульманской нации не смог предотвратить арабские бунты, которые очень быстро обернулись властью исламистов, сменившейся правлением военных. Тот поезд «арабских революций», о котором так страстно говорил на телевизионных каналах «Аль-Арабия» и «Аль-Джазира» ныне покойный арабский философ, мыслитель Юсеф аль-Карадауи, не дотянул до Аравии. Сегодня он ржавеет на Хиджаском вокзале в Дамаске, где, судя по последним событиям в САР, и будет успешно сдан на металлолом сирийскими «пионерами». В начале XIX века Лоренсу Аравийскому потребовалось мобилизовать аравийские племена, чтобы подорвать шедевр немецкой инженерной мысли — отрезок «железки» от Дамаска до Мекки и Медины. А в 2012 г. Лондону было достаточно организовать представительный форум в Дохе, чтобы охладить революционный пыл сирийской оппозиции, объединив ее под громким брендом СНКРОС. Поразительно, на что готовы люди перед лицом угрозы потери больших денежных сумм. Что же касается Турции, то там идеи пантюркизма и неосманизма были подхвачены оппозиционными Р.Т. Эрдогану партиями и вряд ли могли быть безусловно взяты на вооружение правящим режимом в качестве аргумента религиозной политики в условиях жесткой конкуренции за власть. Использование же учения «Братьев-мусульман», идеологически близких правящей ПСР, в качестве инструмента конфессиональной мобилизации, представлялось весьма сомнительным, если не сказать опасным. После оглушительного провала «Братьев-мусульман» в Египте (2013 г.) и слабой активности их сирийского филиала в борьбе с режимом Б.Асада, организация только пытается восстановить свои прежние позиции. К тому же, «Братья-мусульмане» официально оказались под запретом не только в России (с конца 1990-х гг.), но и в США, а также стали «нерукопожатными» в ряде ведущих европейских и арабских стран. В этой связи, Анкаре вряд ли захочется осложнять отношения с ведущими региональными и международными игроками на Ближнем Востоке и еще больше тормозить процесс сирийско-турецкой нормализации. Есть, правда, один путь, — взять помощь Тегерана. Возможно, Иран, чтобы снять обвинения в шиитизации Сирии и слегка «приструнить» Б.Асада, дозволит турецким коллегам «поиграть» с сирийской оппозицией из числа «Братьев-мусульман», если, конечно, Анкаре удаться вернуть, хотя бы часть из них в Сирию. Но, — это вряд ли.
На рубеже 2021-2022 гг. после прекращения активных боевых действий в Сирии и убедительной победы Б.Асада, Иран добился триумфальных успехов на сирийском направлении, которые увенчались восстановлением дипломатических отношений с КСА (март 2023 г.), визитом Э.Раиси в Дамаск и возращением Сирии в Лигу арабских государств (май 2023 г.). Сегодня, дело за малым, — постараться удержать взятую высоту в условиях продолжающихся внутренних протестов и напряженных отношений с Израилем и США на фоне обострения украинского вооруженного конфликта.
Такая вот историческая перспектива.
*Ахмедов Владимир Муртузович — старший научный сотрудник ИВ РАН
[1] Агентура тайной сирийской полиции в основном из числа криминалитета и бывших уголовников.
[2] По распространенной в Ливане и Сирии татуировке с изображением этого меча, которая обычно наносится выше запястья и ниже предплечья правой руки, можно определить принадлежность ее обладателя к шиитской ветви ислама.